– Не понимаешь? Где тебе понять! – и захлопывает за собой дверь.

– Мама, – кричит она, сбрасывая пальто на пол. – Я не хочу. Нет, нет, нет, я не хочу. Я лучше умру, мама.

– Верочка, Верочка. Что ты?..

– Мама, это ужасно. Это отвратительно, безобразно. Я не хочу. За что? Мне жаль себя, жаль, жаль! – Она громко плачет, уткнувшись в материнское плечо.

– Это совсем не страшно, Верочка. Совсем не страшно. И зато потом такое счастье.

– Нет, нет, я не хочу. И ребенка не надо. На что мне? Нет, нет, я не хочу.

Екатерина Львовна гладит ее по голове:

– Ну успокойся, успокойся.

– Мама, – Вера поднимает заплаканное лицо. – А ведь можно? Еще можно избавиться? Еще можно…

– Да, конечно, – испуганно говорит Екатерина Львовна, – но это…

Но Вера кидается на кровать и зажимает уши:

– Нет, не говори, не говори. Это гадость. Это еще страшнее. Я боюсь, боюсь. Я не хочу. Нет, я лучше умру…

Надо идти завтракать к Вере. Екатерина Львовна уже с утра там.

В доме по-прежнему чувствуется переполох. И Вера по-прежнему в спальне, и к ней нельзя. Но Люка все-таки стучится:

– Верочка, впусти меня.

– Нельзя. Уходи.

– Пусти. Мне надо тебе передать…

Да, надо, необходимо передать привет от Арсения. Ведь она ему обещала. Но Вере, конечно, не до приветов. Она рассердится, выгонит Люку.

Ключ в замке щелкает. Вера, запахивая халатик, снова садится на кровати. Растрепанные волосы торчат во все стороны, лицо желто, глаза распухли.

– Верочка, что с тобой?

– Не приставай. Говори скорей и уходи.

Люка мнется:

– Мне надо тебе… Я… Вчера… Я вчера встретила Арсения, – говорит она вдруг быстро и краснеет. – Он просил передать тебе привет. – И отворачивается, чтобы Вера не заметила. Но Вера не видит ее. Вера смотрит на свои чулки, брошенные на ковре, и губы ее вздрагивают.

– Что он еще говорил?..

– Он сказал, что дождь… И что много больных, и спросил, здорова ли ты.

– А еще что?

– Больше ничего.

Он еще сказал: «Не простудитесь. Какая вы большая, Люка, совсем барышня. Много учитесь?» И еще они шли под зонтиком. Но это уже ее, Люкино богатство, и делиться им Люка ни с кем не обязана.

– А какой он был? Грустный?

– Да, кажется, грустный. Или нет, скорее веселый.

– Ах, господи, какая ты, Люка, ничего толком сказать не можешь. Ведь не маленькая.

– А тебе не все равно, веселый или грустный?

– Ну конечно все равно. Я только так спрашиваю. Какая ты смешная. Пойди поцелуй меня. – Вера, смеясь, обнимает сестру, целует ее в затылок. – Ах, какая смешная, Люка. Вот и развеселила меня, а мне было так плохо…

Люка в восторге прыгает по комнате:

– Я еще вчера говорила, чтобы меня пустили к тебе. Я знала. Подожди, я тебе про моржей расскажу. Хохотать будешь.

– Ну, про моржей после. А сейчас пойди скажи на кухне, чтобы мне яичницу сделали. Мне даже есть захотелось, вот ты какая у меня.

За завтраком почти весело. Вера улыбается, Екатерина Львовна и Владимир влюбленно смотрят на нее.

– Это все Люка. Если бы не она, я сегодня не встала бы.

Люка надувается от гордости.

– Я так много плакала. – Вера смотрит на мужа. – Надо мне новое платье купить в утешение.

– Конечно, конечно.

Он поспешно достает из бумажника пятьсот франков:

– Не мало?

– Нет, хватит.

Вера кладет деньги под тарелку. У Люки сильно стучит сердце. А вдруг забудет? Но Вера встает и прячет деньги в сумку.

– Ты поедешь со мной, мама. Поможешь мне выбрать.

– И я, и я, – просит Люка.

– И тебя возьмем. А потом мороженым тебя угощу. Ну, идем, помоги мне одеться.

Владимир Иванович берет Люку за плечо:

– Спасибо, Люка, за Веру.

– Ну вот еще. – Люка скромно опускает глаза…