Мать вышла из комнаты. Ричи был еще дома. Элеанора прошмыгнула к выходу, услышав, как он открывает кран в ванной.

«Совсем не то», – думала она, шагая к автобусной остановке. От этих мыслей хотелось плакать – потому что Элеанора знала: так и есть. И желание плакать разозлило ее. Поскольку если уж и плакать о чем-то, так о том, что ее жизнь – полное дерьмо. А не о том, что какой-то клевый симпатичный парень в нее не влюблен. Тем более что даже просто дружба с Парком – самое прекрасное из того, что случалось с ней в жизни.

Должно быть, она выглядела очень рассерженной, войдя в автобус, потому что Парк не сказал «привет».

Элеанора смотрела в проход.

Потом он протянул руку и дернул за кончик шелкового шарфа, которым Элеанора обмотала запястье.

– Прости, пожалуйста, – сказал он.

– За что? – Ее голос звучал сердито. Боже, она ведет себя по-свински.

– Не знаю… Похоже, вчера у тебя были из-за меня неприятности.

Он снова потянул за шарф, и Элеанора обернулась. Она старалась не выглядеть разъяренной… хотя лучше уж так, чем то, как она выглядела нынче ночью, думая, какие красивые у него губы.

– Это был твой отец?

Она резко качнула головой:

– Нет. Это мой… это муж матери. Не «мой», ни в каком смысле. Разве что моя проблема.

– Так были неприятности?

– Вроде того. – Ей не хотелось рассказывать Парку о Ричи. Все, что ей было нужно, – выскрести Ричи из того места в голове, которое предназначалось для Парка.

– Прости, – повторил он.

– Все нормально. Ты не виноват. В любом случае спасибо, что принес «Хранителей». Хорошо, что удалось их прочитать.

– Скажи, они клевые?

– Ага! Там все немного жестковато. Я имею в виду эту часть – «Комедиант».

– Да… прости.

– Я не в этом смысле. Знаешь… думаю, надо их перечитать.

– Я вчера прочитал еще два раза. Можешь сегодня их взять.

– Да? Спасибо.

Он по-прежнему держался за кончик ее шарфа, потирая пальцами шелк. Элеанора смотрела на его руку.

Если б он глянул на нее сейчас, то увидел бы, как она оцепенела. Элеанора знала, какой беззащитной и растроганной сейчас выглядит. Если бы Парк поднял взгляд, он понял бы всё.

Но он не поднял взгляд. Он наматывал шарф на пальцы, пока рука Элеаноры не повисла в воздухе. А потом – коснулся шелком и пальцами ее раскрытой ладони.

И Элеанора разлетелась на куски.

Держать руку Элеаноры – словно держать бабочку. Или биение сердца. Что-то неимоверно, невероятно живое.

Коснувшись ее, Парк изумился: почему он ждал столько времени, почему не сделал этого раньше? Он провел большим пальцем по ее ладони и потом вверх – по ее пальцам. И ощущал каждый ее вдох.

Парку уже случалось держать девчонок за руку. Девушек на катке. Девушку на танцах – на школьном балу после девятого класса, в прошлом году. Они целовались, ожидая ее отца, который должен был подобрать их на машине. Даже Тину он держал за руку – давно, когда они вместе пошли в шестой класс.

И до сих пор это всегда было… мило. Но точно так же он брал за руку Джоша – в детстве, когда они вместе переходили улицу. И так же он держал руку бабушки, когда она брала его с собой в церковь. Никаких отличий. Разве что рука более потная и хватка немного неуклюжая…

В прошлом году, когда он поцеловал ту девушку, он не закрыл глаз и губы были сухими. Парк задумывался: может, с ним что-то не так?..

Да, он раздумывал, пока они целовались. Всерьез размышлял: может, он гей? С другой стороны, его никогда не тянуло поцеловать парня. А вот если он представлял на месте Дон (той девчонки) Женщину-Халк или Грозу – поцелуй получался гораздо лучше.