—Петруууууш, — целую в ушко, и тут же получаю реакцию — парень дергается, пренебрежительно кидая грубо:
—Неужели ты не видишь, что я занят? Так сложно не беспокоить меня, когда я готовлюсь к созвону?

Шок. Неверие, а затем дрожащие конечности начинают меня подводить.

Я делаю шаг назад, понимая, что еще мгновение, и я точно расплачусь. Обида начинает адски жечь грудину, а глаза нещадно щипать.

Становится одновременно обидно и горько, а затем я беру себя в руки, вглядываясь в напряженные глаза жениха.

—Я просто хотела поприветствовать тебя с утра, Петь…

Он запрокидывает голову, зажмуривается, пока я все так же не понимаю, что сделала не так. Всего лишь обняла и всего лишь поцеловала. А в итоге последовал такой взрыв, будто бы я реально сделала что-то плохое. Вид у него помятый и такой обреченно-сконфуженный.

—Извини, я просто…работы много, я ничерта не успеваю, — парень резко подскакивает ко мне, целует в лоб и уходит обратно к столу, где стоит огромная чашка с кофе. Судя по всеобщему антуражу, он и не спал, а значит всю ночь торчал тут за работой. Ясно. Опять. Ну хотя бы дома, а не в офисе, как было несколько недель подряд совсем еще недавно.

—Я тут причем? — резонный вопрос звучит с моей стороны. Я и правда не понимаю, почему должна терпеть эти нападки. Они случаются уж слишком часто, перечёркивая все то светлое и доброе, что у нас с ним.

Стоя перед Петей, я начинаю понимать, что он забыл о годовщине. Конечно, забыл, с чего бы ему помнить хоть что-то, несвязанное с бесконечными таблицами, созвонами по работе и всем остальным, что так внезапно стало важнее нас. В душе вдруг образовывается дыра, а я подарок приготовила, и день так хорошо начался. Все это развеялось по ветру.

—Лин, прости, я правда…мне жаль.

Пытаясь сдерживаться, я отхожу к окну и смотрю вдаль, сама же делаю пару глубоких вдохов. Надо собраться и поговорить об этом, хотя бы сейчас.

—Мне тоже жаль, что я должна ходить на цыпочках и бояться тебя потревожить даже в нерабочее время. Петь, так нельзя, ты на износе.

За спиной звучит тяжелый вздох.

—Начинается. Я же извинился.

—Как будто это автоматически означает, что я должна принять этот факт и простить? — складываю руки на груди в защитном жесте.

Я никогда не была приверженцем выяснений отношений, я всегда была всепрощающей и все понимающей, я была опорой и поддержкой, но сейчас. Сегодня настал последний рубеж, за которым моя терпеливость лопается как воздушный шар. Оборачиваюсь и вижу глубоко уставшего парня, а не моего всегда жизнерадостного жениха.

Петя кривится, а затем закатывает глаза.

—Это типично, так типично. Стоит только мне меньше уделять тебя время, пока я работаю как раз для того, чтобы быть в состоянии тебя обеспечить, и ты сразу же складываешь пальцы веером и высказываешь недовольство.

—Недовольство? Я хоть раз тебе что-то сказала? Когда ты даже дома не ночевал? Хоть раз? И да, сегодня, уж извини, обняв своего жениха и получив очередную такую грубую ответную реакцию, я имею право высказать недовольство. Всякому терпению рано или поздно приходит конец, — меня прорывает, внезапно и ошеломительно.

—Ты будешь припоминать мне это всю жизнь теперь? И упрекать тоже? Что я стараюсь ради нас? — угрюмо спрашивает Петя загробным голосом.

—Я не упрекаю, но я вижу тебя, ты стал совсем чужим. И если эта работа из моего жениха делает совершенно незнакомого человека, то я буду об этом говорить, Петь. Ты выгораешь, понимаешь?

Мне больно и неприятно, а еще я чувствую себя виноватой, как будто это мои запросы толкают его на жертвы, но я же ничего особенного и не покупаю, да и стараюсь экономить, хоть для меня это и сложно, потому что привыкла немного к другому формату. Но да, сейчас я смотрю на ценники и даже подсчитываю в уме общую сумму, подходя к кассе.