А ещё была история с псом. Отброшенное бампером машины рыжее тело дворняги и ощущение дикой, ужасной боли в спине — до темноты в глазах, до крика, разрывающего ребра. Только бы добежать, только бы успеть! Собака лежала, и крупная дрожь сотрясала её всю — от кончиков лап до загривка. И лишь лобастая голова была неподвижна, а в глазах застыла обреченность. Наверное, тогда в первый раз она выложилась вся — не сознавая, что делает, управляемая поднявшейся из подсознания волной. Пальцы, погруженные в пыльную рыжую шерсть, то леденели, то становились горячими, почти обжигающими. В их подушечки впивались сотни колючих иголок, так бывает, когда отсидишь ногу. Под ними ходуном ходили собачьи ребра, мешая найти ту самую точку.

Выше, выше и глубже… Глаза наполнял алый пульсирующий свет, в котором она все-таки смогла увидеть. Что это было? Об этом она думала потом не раз. Но названия тогда придумать так и не смогла. Больше всего это было похоже на расплывающиеся в красной воде черные чернила — тягучие уродливые струи. И откуда-то она знала, как можно справиться с ними, собрать в отвратительно черный клубок, а потом вобрать, растворить в себе. Пальцы сводило судорогой, пот заливал лицо, но останавливаться было нельзя. Нельзя.

— Девочка, уйди от собаки, — уговаривал кто-то.

— Смотри-ка, плачет, наверное, её псина… была.

Но она не плакала, это были не слезы, а всего лишь пот.

Прибежала Стаська, ничего не понимала, но не мешала. А потом, когда она справилась, помогла встать. Сама Арина не смогла бы разогнуть ставшие ватными и чужими колени. И они вдвоем стояли, глядя, как пес, ещё подволакивая задние ноги, отползает с обочины на траву.

Потом она не раз встречала рыжего, он жил где-то неподалеку. И никогда, ни разу он не решился подойти — сразу же узнавал, отводил взгляд и убегал прочь. Тогда она думала, что пес считает, что ту боль причинила ему она. И только гораздо позже поняла, что это не так. Его пугала не память о боли, а она сама — Арина.

***

— Девчонки, я приглашаю вас завтра на день варенья, — Стася слизнула с ложечки мороженое и подержала его на языке, чувствуя, как оно расплывается ванильной сладостью. Потом отпила глоток черного кофе и удовлетворенно вздохнула. Над Москвой стаями неслись облака, не давая солнцу перегреть воздух. Пахло политым водой асфальтом и цветущими на соседней клумбе петуниями. День начинался чудесно.

— А почему не на следующей неделе? У тебя же пятнадцатого.

— На следующей лечу в Стокгольм. Так что единственный более-менее свободный день — завтра.

— Я подгребу в шесть, помогу тебе салатики резать, — Лиза покрутила на пластиковой поверхности стола чашку. — Арин, ты как, не на дежурстве?

— Нет, я отпуск взяла.

— Доктор велел? — понимающе усмехнулась Стася. Пробегавший мимо ветерок слегка встрепал её короткие вьющиеся волосы, и они встали над макушкой смешными рожками.

— Кто же ещё. — Арина сняла пиджак и осталась в полосатой майке без рукавов и штанишках до колен. Без косметики, с забранными за уши прямыми волосами она выглядела девчонкой-старшеклассницей. — Меня там достают одни… Потом расскажу.

— Опять? — Лиза нахмурилась. — Бритые?

— Да вроде нет. Наоборот, в галстуках. Да ну их.

— Ладно, девчонки, до завтра, мне в агентство ещё надо заскочить. — Стася с сожалением допила кофе и встала. — Подвезти кого-нибудь?

— Езжай уж, — Арина подозвала официантку, чтобы заказать ещё чашку чая. — А мы тебе ещё косточки поперемываем.

— Валяйте, — Стася помахала на прощание рукой и почти бегом направилась к своей машине.