Лишь бы хорошенько и плотно накормить меня. И я не ошибаюсь. Глаза мамы тут же загораются, а на лице появляется улыбка.

— А что ты хочешь?

— А давай печенье испечём. Со сгущёнкой, — я вспоминаю, что Артур любит сгущённое молоко. — Я хочу кое-кого угостить ещё.

— Хорошо, — мама улыбается. — Пойдём.

Я быстро переодеваюсь в домашнюю одежду, мою руки и захожу на кухню.

— Вау! Какая красота! Ты когда успела купить? — я тут же подхожу к красивой розе в горшке.

Нежного персикового цвета. Вдыхаю запах. И чуть хмурюсь. Я улавливаю знакомый запах одеколона.

— Мне подарили, — я оборачиваюсь к маме, которая смущённо заправляет волосы за уши. — За успешную операцию, — добавляет торопливо.

— Это ведь Алексей, да?

— Да, — мама дёргается.

— Мамуль, а почему ты не даёшь ему шансов? — спрашиваю в лоб.

— Уля… С чего ты вообще взяла, что у нас с ним… Уля, он просто был моим пациентом. Ничего особенного…

— Мамочка моя, — я подхожу и кладу руку на мамины мельтешащие ладошки, — я хоть и не понимаю ничего в отношениях, но этот мужчина так смотрит на тебя. И он столько нам помогал весь этот месяц. Ты ему очень сильно нравишься. И он тебе, я же вижу!

— Нравится, не достаточно, Уля. Я как-то доверилась своему сердцу. Выбрала мужчину, который оставил меня с тобой на руках на улице, — мама смахивает слёзы со щёк. — Так, где у нас сгущёнка?

Женщина торопливо переводит тему разговора. Я иду к маленькой кладовой, чтобы отыскать железную банку, но останавливаюсь, потому что в дверь звонят. Хочу пойти открыть, но мама опережает.

Я стою так, что видно входную дверь. Я вижу, как мама её распахивает. Как замирает, смотря на огромного и пугающего мужчину. Он и правда навевает страх одним своим видом. Своим взглядом и жестами. Вроде неторопливые движения, но понятно, что обманчиво.

Вот мама всхлипывает. Она всё ещё не успокоилась после нашего разговора. Алексей смотрит странно. Как-то… растерянно и даже беззащитно. Окидывает маму взглядом с ног до головы, а потом просто шагает вперёд и хватает маму обеими руками, вжимает в себя и что-то тихо бормочет. Отсюда не разобрать.

А мама плачет. С облегчением плачет. Пальцами комкает дорогущую голубую рубашку мужчины, уткнувшись лбом в его грудь. Алексей некоторое время растерянно поглаживает рукой родительницу по голове, а потом его рука зарывается в волосы на макушке родительницы, запрокидывает назад. Мужчина склоняется и целует маму в губы.

Я распахиваю глаза и торопливо отворачиваюсь, краснея до кончиков ушей.

— Ты… ТЫ! — слышу возмущённый мамин шёпот. — К ней тоже бежал впереди самолёта? Её тоже так целовал?

— Надоело, Вера. Надоело. Все мозги вынесла… — рычание мужчины заставляет меня испугано вжать голову в плечи.

— Лёша. Ульяна дома. Уходи. Я не хочу, чтобы она видела.

Я стараюсь не слушать чужой разговор, но слова всё равно доносятся до меня.

— Пойдём, Вера. Пойдём. В ресторане столик забронирован, — тяжело дыша, говорит мужчина.

— Лёша. Уходи. Я сейчас занята. Мы с дочерью выпечкой занимаемся.

— Я останусь, — бескомпромиссно.

— Лёша, уходи, я прошу тебя. Я всё сказала… Уходи, я не хочу, чтобы Ульяна знала.

Я слишком хорошо знаю маму. Слышу дрожь сожаления и боль в её голосе. Мама боится своих чувств. Но больше всего она боится за меня. Она боится, что я не смогу принять мужчину.

— Здравствуйте, — я выхожу в коридор.

Мама тут же отскакивает от мужчины и начинает торопливо поправлять одежду, волосы и тереть губы. Алексей же переводит взгляд льдистых глаз на меня.

— Привет, Ульяна. Как ты?

— Уже хорошо. Спасибо, — я киваю ему. — И за помощь спасибо. Не останетесь на чай?