А что, если просто сбежать? – закралась в голову шальная мысль. Нырнуть в кусты, что цепляют волочащуюся по земле простыню, норовя оторвать от нее кусок. Запереться в комнате, принять душ, почистить зубы, чтобы не воняло сигаретами. Простыню эту спрятать куда-нибудь… А часа через два ему уже не до доказательств будет, когда я заявлюсь к директору со своим видео.
Воспряв духом и уже высматривая дырку в кустах, я скинула простыню и скомкала ее в руках – голышом по зарослям бегать проще, чем замотанной в мешающую ходить тряпку.
- Не «дефилируете» нагишом, говорите?
Скрестив руки на груди, надо мной возвышался доктор Кронвиль. Вампир он что ли, возникать бесшумно из тумана?
- Я… я не… - мой мозг лихорадочно метался, в поисках подходящего оправдания своему поведению.
- «Вы не» - что, мисс Красновская? – шагнув ближе, доктор Кронвиль сузил глаза. Ноздри его вдруг затрепетали, на виске обозначилась голубоватая жилка. – Не знаете, что будете дальше делать со своей никчемной жизнью? Не знаете, как здесь оказались – в одном из самых престижных колледжей Старого Света, где ваша развеселая компания нуворишей и дальше будет хамить, курить и пьянствовать на территории родового поместья одного из самых благородных семейств Великобритании?
На самом деле, если чего-то я и не знала, так это как так случилось, что он вдруг оказался нос к носу со мной – всего в нескольких метрах от того самого места, где неделю назад имел вдохновляющий секс с аспиранткой Алисией Дженнингс.
И вдруг все стало ясно, как день.
Это никогда не прекратится. Я олицетворяю все, что он ненавидит – новые традиции, «новые деньги», плебейское поведение, отвратительные манеры современной молдежи, вторжение «понаехавших» в его безукоризненную и давно уже несуществующую Старую Англию.
Он не остановится, пока не выгонит меня. Потому что я для него, все равно что красная тряпка для быка. Я - его мальчик для битья за "грехи" тех, кого он ненавидит всеми фибрами своей голубокровной души.
Моргнув, я приподнялась на цыпочки и приблизилась к его лицу – так что наши носы почти соприкоснулись. Он отдернулся было, но я не позволила, крепко взяв его за плечо.
- Я знаю, что вы делали ночью с тринадцатого на четырнадцатое июня, господин ректор, - внятно произнесла я.
Так внятно, чтобы даже и не подумал жаловаться на какой-то там еще «акцент».
Глаза его расширились. Сбросив мою руку со своего плеча с таким видом, будто смахнул какую-нибудь ползучую гадость, он отступил на шаг назад.
- Что?
В его голосе не слышно было ни гнева, ни ярости. Ни даже отрицания. В нем было лишь недоумение – искреннее, беспомощное, почти детское недоумение.
Как такое может быть? – переводился с языка страны Лаконии его простой вопрос.
- Я видела вас, - спокойно сказала я.
Мне больше не было страшно. Подумать только – еще недавно я боялась подкинуть мое видео директору анонимно! А сейчас стою лицом к лицу к тому, кто может задушить меня голыми руками за это самое видео, и совершенно его не боюсь.
И «не боюсь» - это еще самое невинное из всего, что я… чувствовала. От осознания этого факта кровь вдруг бросилась мне в лицо, и, по мере того, как господин ректор становился похожим на хорошо выбеленную стену, мои собственные скулы наливались краской.
На всякий случай я решила прояснить.
- У меня есть запись. Очень подробная и откровенная, - вдруг ему все же придет голову принести меня в жертву своей карьере.
- Запись… - слабо повторил он, поднимая руку к горлу и ослабляя галстук, будто ему становилось трудно дышать.