Из распахнутой двери выходит Алена, держа на руках маленькую девочку, а следом за ней на улице появляется мой лучший друг Рома, крепко сжимая в одной руке складную коляску, а другой удерживая вторую девочку, точную копию первой.

Они меня не видят, пока возятся с коляской и детьми, хотя я стою совсем близко. Может быть, я умер и рассыпался в прах, а? Так было бы намного лучше, чем осознавать, что тебя предали. Сердце будто вырвали из груди и растоптали с извращенным садизмом.

Два года, тонна ее обещаний и слез, а в результате вот такое… А Рома? Лучший друг, он никогда не проявлял к ней внимания, он знал, что я люблю ее и… на тебе, они вместе и у них дети.

– Папа, папа! – раздается громкий детский голос и приводит меня в чувство.

Подхожу к урне и выкидываю в нее купленный букет. Больно дышать, легкие сдавливает и хочется хорошенько надавать «другу» по физиономии. Может быть, тогда станет легче? Подхожу к ним совсем близко, молчу, сжав челюсти до зубной боли.

– Леша… – тихо выдыхает Алена, встретившись со мной радостным взглядом. – Леша… – снова повторяет она и прикрывает рот рукой, на которой я вижу золотое обручальное кольцо.

Она бросается ко мне, но замирает в полушаге, когда я выставляю руку перед собой. Смотрю на Рому, вросшего столбом в землю, затем на девочек в парной коляске.

Сколько им лет? Год, полтора? Стерва, почти сразу к нему в койку прыгнула!

– На тебя похожи, – выдавливаю эти слова и смотрю Алене в глаза, наполненные слезами. – Мило… Все это очень мило… А ты шлюха, оказывается. Столько лет знал тебя как тихоню, а тут оказывается такая мразь...

– Лех, не горячись! Мы очень рады, но нужно поговорить, – подходит ближе Рома. – Всему есть объяснение, это не то, чем ка…

Настолько мерзко стало его слушать, что решаю закончить вереницу этого п*здежа отточенным ударом в челюсть. Потом вторым в нос. А потом мне срывает крышу, я не понимаю, что именно творю, но завязывается драка. Слышу крики Алены, что-то вроде «не при детях», «послушай нас» – хрен я что-то буду слушать! Достаточно увиденного.

– Хватит! – рявкает мне в лицо Рома, когда ему-таки удается ненадолго уложить меня мордой в землю и скрутить. – Пойдем наверх, мы тебе все объясним. Это сложная и долгая история, Леха, прошу!

Во рту соленый привкус крови и он опьяняет, сводит с ума.

– Отпусти его! Отпусти! – чувствую, как Алена, захлебываясь слезами, пытается оттащить с меня Рому. – Хватит! Дай мне поговорить!

И он отпускает меня, оперативно отходя в сторону. Вытирает кровь с разбитого лица краем своей рубашки, виновато глядя мне в глаза.

– Леша, пожалуйста! – падает рядом со мной на колени Алена и тянется к моему лицу. Но мне противны ее прикосновения. – Прошу, выслушай! После твоего отъезда я попросила Рому…

– Да пошла ты! – поднимаюсь на ноги и отряхиваю испачканную одежду. – Как приятно было знать, что меня здесь любят и ждут! – рычу я и направляюсь к машине.

Алена хватает меня за локоть, пытается развернуть к себе лицом, что-то говорит, но я уже не здесь. Вырываюсь и отталкиваю ее в объятия Романа. Звон стоит в ушах, тлеющие угли в груди выжигают брешь. Сажусь в машину и уезжаю нахрен из этого места. Зачем я вернулся? Видимо, чтобы снова уехать.

Открываю глаза и смотрю в пустоту. Это последнее воспоминание, что мне удалось вспомнить, нового так ничего и не приходило. Этот момент преследует меня, не дает спокойно спать. Я снова и снова чувствую ту боль и разочарование, а еще ярость. Я доверял двум самым близким людям, а они меня предали!

После ранения меня комиссовали. Дорога в горячие точки и на любые виды боевой службы для меня теперь закрыта. Даже в ментовку не берут, потому как, видите ли, мой мозг работает нестабильно. А как жить, если все, что ты умеешь делать, это драться? Что, если стрелять, воевать, испытывать себя было твоим смыслом жизни? Не остается ничего, кроме как искать новое поле боя.