— Боги, — неожиданно развеселилась Милана. — Узнать, есть ли у девочки ухажеры и насколько эти ухаживания серьезны, можно было гораздо проще.

Люди, притворявшиеся, что их нет в сыскной управе, как по команде задвигались, некоторые тихо заговорили, где-то послышался смешок. Милана добродушно улыбнулась Ливину и предложила:

— Идемте пить чай и уговаривать Нерту поспать на диванчике. Он там удобный.

И он пошел. И не стал доказывать, что не хотел ничего подобного узнавать. Просто попался на самое простое объяснение. И какого-то болотного демона взял и не оставил свои мысли при себе. Может захотел убедиться в своей правоте? Дурость же.

Зато теперь он точно знает, что когда пьешь обезболивающее, лучше побольше молчать. Пока эта дрянь окончательно не выветрится из организма.

***

Ближе к вечеру Ливин смирился с участью, наступил на горло гордости, напомнил себе, что он не мальчик, а разумный мужчина и начальник, и решил помириться с Погремушкой. Для начала извиниться, потому что он ее оскорбил. Нет, старший управы какой-то стажерке и не такое мог сказать, хоть в шутку, хоть всерьез, хоть из-за собственного плохого настроения. Подобные вещи стажеров должны закалять, потому что работа такая, потому что хоть подозреваемые, хоть нервные свидетели, а то и просто прохожие, не любящие сыскарей сказать могли еще и не такое. Но быть самодуром, который пинает подчиненных, в надежде, что у них шкура погрубее отрастет, ему не хотелось. Да и не срабатывало оно в большинстве случаев. А излишне упорные в этом деле старшие не очень хорошо заканчивали свою карьеру.

Нерта к тому времени выспалась, успела привести себя в порядок и съесть принесенную бывшей шпионкой булочку с молоком. Но продолжала пока сидеть в кухоньке, может с мыслями собиралась. Так что время, чтобы извиниться было подходящее. Покушав, девушки, по наблюдениям Ливина, добрели. Даже его тетушки добрели.

Увы, с Погремушкой было что-то не так. Потому что тепла в ее взгляде не появилось. Вот ни градуса. И пока Ливин цветасто извинялся и пытался объяснить, попутно опять не оскорбив, почему сказал то, что сказал, она смотрела так, что он запросто читал в ее глазах послание: «А не засунуть ли вам, дорогой наш старший, свои извинения себе в зад?». Но Ливин сказал все, что хотел, кивнул сам себе, а потом сложил руки на груди и спросил:

— Так что у вас произошло на самом деле? Где вы устали и зачем вам понадобились капли?

Просто потому спросил, что задавать подобные вопросы не только имел право, а и был должен. Это его ученица, так ведь? В первую очередь его, а уже потом всей управы. Потому что кто-то конкретный ей в учителя назначен не был, он в личном деле посмотрел. Пропавший предшественник, как оказалось, обожал учить новичков.

Погремушка загадочно улыбнулась, хотя взгляд оставался холодным и злым.

— Устала? — переспросила она тоном прилежной ученицы. — О, я мешки била, очень понравилось, интересное занятие, как оказалось. А потом разбирала хлам дома, никак не могу решиться выбросить некоторые вещи. Или не выбросить, отдать кому-то. И знаете, опять не смогла решиться.

И снова улыбнулась, причем как-то так, словно точно знала — у старшего управы в кармане амулет, способный отреагировать на ложь. Поэтому она не соврала, гаду этакому.

— Мешки била? — удивленно переспросил Ливин, какое-то неожиданное заявление.

— Для нервов полезно, — тоном уставшей от тупости пациентов сиделки сказала Нерта и закрыла глаза, словно пыталась пригасить во взгляде злость.

— Хм… — только и смог сказать на это заявление Ливин.