Может ей предложить еще те мешки побить? Ради нервов, причем, его нервов, а то еще немного и ему захочется эту ученицу придушить. Издевается же, получает от этого удовольствие и считает себя вправе. Стажерка.

— Хлам тоже полезен? — спросил Ливин, решив, что будет держать себя в руках. Должен же в их паре быть кто-то умнее. А если попытаться сейчас пнуть ее из управы, остальные сотрудники явно не оценят. И тогда у него проблемы будут со всеми, а не только с одной глазастой мышью. Они и так есть, но если ее пнуть, можно сразу увольняться и расписываться в своей некомпетентности. А кто-то именно на это мог рассчитывать, зачем его так радовать?

— Хлам полезен. Особенно тот, который остался на память. Столько хорошего можно вспомнить, —с грустью призналась стажерка и не стала открывать глаза. — А еще можно узнать новое. Даже о девчонках, которые занимаются уборкой. И о себе… — она открыла глаза и посмотрела на Ливина с неожиданной серьезностью. — Представляете, я, которая была почти в таких же обстоятельствах, не подумала о том, чтобы разрешить им пить чай, кофе, кушать, то, что в ящиках на кухне можно найти. Просто об этом не подумала, надо же. Не ожидала от себя такого. А теперь думаю, а не могли ли те люди, на которых я временами злилась из-за необходимости таскать с собой мятые бутерброды и вечно холодные напитки, просто не подумать, что сиделке за целый день захочется поесть и попить?

Ливин опять хмыкнул, просто не знал, что на это сказать.

— Люди иногда так меняются, незаметно для себя. И не видят то, что раньше бы заметили сразу. А кто-то может надеяться, что они заметят, — продолжила философствовать стажерка и подперла ладонью щеку. — Заставляет задуматься.

— Да, — зачем-то подтвердил Ливин.

Она одарила его рассеянным взглядом, словно он был заговорившим шкафом, и потянулась к пустой чашке. Немного удивленно посмотрела в нее, отставила в сторону и перевела взгляд на Ливина. А потом так и сидела, словно ждала, что он еще скажет.

— Я разозлился, — сказал он и, подумав, добавил: — Меня злят чужие слабости, такой у меня недостаток.

— Ваши собственные не злят? — полюбопытствовала вредная Погремушка и даже немного повеселела.

— Собственные злят еще больше, но я с ними борюсь, — признался Ливин.

— Еще и адепт правильного мужчины, — проворчала стажерка.

— Это к хорьку и неуживчивым мозгам? — спросил Ливин, вспомнив утренний «разговор».

— Это к аналитике и открытым сведениям, — насмешливо улыбнулась Нерта. — Не все могут чужие личные дела читать, когда вздумается. Читать, перечитывать…

Она хмыкнула и опять закрыла глаза.

Наверное чтобы опять не взбодриться и не сказать начальству еще чего-нибудь занятного.

— Про мозги мне уже говорили, — признался Ливин. — Хотите чая?

Он ведь добрый и великодушный старший. Так ведь? А добрые поят подчиненных чаем. И не сильно добрые поят, когда в хорошем настроении. Ливин не очень понимал зачем, но сейчас оно казалось вполне уместным.

Погремушка помахала рукой, не открывая глаз. И Ливин решил считать это согласием.

9. глава 9

О принятых решениях и попытках им следовать

Наблюдать за Ливуином Тарсеу пытавшимся приготовить чай, причем, явно следуя каким-то правилам, было интересно. Из мужчин до сих пор Нерте чай готовил только муж. Утром. Потому что он просыпался всегда раньше, обзывал ее птицей-сплюхой и утверждал, что только правильный чай ее окончательно разбудит. По его мнению правильность чая заключалась в сорте. Он обязательно должен был быть Гиртжанским, с восточных склонов. Все остальное не столь важно. Когда Эйтин был чем-то увлечен, готовка чая заключалась в том, чтобы бросить щепотку заварки в чашку и залить успевшей немного остыть кипяченой водой.