А с другой стороны, может он всё-таки не такой уже лютый монстр, каким кажется с виду?

Он ведь меня спас…

Появился чудесным образом из ниоткуда и за руку успел ухватить за какую-то четверть секунды. Я бы могла ногу себе сломать, голову разбить, или даже хуже…

А вот то, что поганец лапать посмел, это он в край обнаглел!

Так что оплеуха заслуженная.

Я руку на грудь кладу, на область сердца, и чувствую, как оно бешено колотится, будто наружу выскочить собирается.

Я красная. Вся горю. Лямка платья упала с плеча, а волосы растрепались во время быстрого бега. Если отец увидит меня в таком неопрятном виде, он может на месяц запереть меня в комнате, посадив под домашний арест.

То, что зверюга меня спас, может говорить лишь о том, что он всего лишь не позволил своей собственности отправиться на тот свет. Или побоялся за порчу новенькой игрушки, за которую отвалил кучу денег.

Интересно, сколько отец ему заплатил?

Во сколько оценил жизнь и свободу единственной дочери?

Плевать.

Лучше не знать, чтобы не расстроиться еще больше.

Одинокая слеза заскользила по пылающей щеке, упала на красную ткань платья и расплылась по ней уродливой кляксой.

— Значит, документы уже подписали? Плохо дело, — шепчу своему неряшливому отражению, вытирая слезы. — Бежать мне нужно. Бежать, от греха подальше.

3. Глава 3.

Шрам

Я замираю напротив зеркала и смотрю на свою рожу в отражении. Оскалившись, со всей дури бью кулаком по зеркалу, разбивая его в хлам.

Острые осколки со звоном падают на белую раковину и на дорогой кафельный пол. Вонзаются в руку, но я даже не чувствую боли. У меня по жизни выработался иммунитет.

Я чудовище.

Урод.

Убийца жестокий, в душе которого нет ничего святого.

К сожалению…

Как снаружи, так и внутри.

Напрягаю голову и вспоминаю, как я до такого докатился.

Говорят, все проблемы родом из детства?

Это правда.

Я всю жизнь жил в нищете. В районе для бомжей, где, что ни день, то сплошная борьба за выживание. Моим родителям было на меня плевать. Мать — героиновая шлюха, отца я никогда не видел.

Когда мне исполнилось четырнадцать, мать откинулась от передоза. Она зарабатывала на жизнь проституцией и снимала однокомнатную квартиру в опасном, криминальном районе, чтобы обслуживать там клиентом. Разумеется, я поневоле был свидетелем всего того, что происходило там.

Её били, над ней издевались. А я, будучи ребенком, смотрел на это, прячась под кроватью. Потом её посадили на иглу. И все те деньги, которые она откладывала на наше светлое будущее, быстро уходили на очередную дозу.

Меня воспитала улица. Я прошел адскую школу выживания. Питался на свалках и бился за кусок хлеба с плесенью. Так, я научился защищать себя с помощью кулаков и понял, что у меня есть талант к боевым искусствам.

Однажды один ублюдок из соседнего района полоснул меня ножом по лицу… Так я заработал уродство на роже, соответственно, погоняло, которое, в будущем, стало известно на весь мир.

Вскоре, один влиятельный человек заметил меня во всей своей красе во время уличной драки и взял под своё крыло. Обучив некоторым вещам, сделал из меня бешеную машину для убийств.

Ринг — это моя жизнь. Я дышу им, живу. Умываюсь кровью врагов и нахожу в этом утешение. Сломанные носы и раздробленные челюсти меня успокаивают… Когда я дерусь, я вспоминаю всю свою ничтожную жизнь и понимаю, что ни за что к ней не вернусь.

Сейчас я самый дорогостоящий боец. У меня столько денег, что можно ими в сортирах подтираться. Но все люди, даже такие неубиваемые ублюдки как я, чего-то бояться. Мой главный страх — вновь вернуться в трущобы, подсесть на иглу и закончить жизнь на помойке, как моя ничтожная наркоманка мать.