Че ты лыбишься, придурок?!

Выйдя на улицу, сворачиваю налево.

Очень теплая ночь.

В моем ЖК всегда тихо по ночам.

Прислушиваюсь к звукам ударяющегося об асфальт мяча. Переходя на легкую трусцу, огибаю стоянку. Через сетку ограждения вижу одинокий силуэт под фонарем. Захожу в клетку и кладу руки на пояс.

Она стоит на трехочковой линии, прицеливаясь к кольцу.

В тех же шортах, кедах, обтягивающей майке, с распущенными волосами.

Высокая и тоненькая, как статуэтка.

Там особо смотреть не на что. У нее все ребра на глаз можно пересчитать, но первая встреча дала полное понимание ситуации: тазовые косточки у нее забавно выпирают, а пупок — идеальный кружок. Очень милый кружок. Сиськи у нее тоже — милые, идеальные кружки. Пупок, сиськи и задница — единственные округлости во всем ее образе. У нее даже разрез глаз слегка раскосый.

Прислонившись плечом к ограде, наблюдаю за тем, как няня приседает и делает бросок. Движения плавные, а тело гибкое. Не думаю, что баскетбол — это ее спорт, несмотря на рост. Он для нее грубоват.

Мяч ударяется о щит на двадцать градусов левее, чем нужно, и возвращается к ней, отскочив от площадки.

Запихав записку в карман, медленно иду, наблюдая за приготовлениями ко второй неудачной попытке.

— Это мяч с автографом Леброна[1], — замечаю между делом.

Я его Паше привез из Америки на день рождения.

Узкие плечи напрягаются, руки замирают.

Ага, я пришел.

— Эмм…да?.. — обернувшись через плечо, восклицает сама невинность. — Не заметила…

Как же.

Я больше поверю в то, что она хладнокровно забила. Другого мяча у Паши в квартире все равно нет.

Она жадненько за мной наблюдает, хлопая распахнутыми глазами, но в ее лице слишком много опасных углов, чтобы я на это купился.

Мне вот интересно, она на всех так смотрит или только на меня?

Останавливаюсь за ее спиной, подойдя вплотную.

Серебряная макушка прямо под моим подбородком, плечи по центру моей груди. Идеальное совпадение в росте, как и в пропорциях.

Она не дышит, глядя перед собой.

Я же еще ничего не сделал.

Смотрю на белокурую макушку и спрашиваю, опустив подбородок:

— Ты правша?

Пахнет цветами.

— Да… — шепчет, затаившись.

Обнимаю ее руками и кладу ладони на мяч поверх узких девчачьих ладоней. Они полностью скрываются под ними. Миниатюрная спина прижимается к моей груди, ягодицы к моим бедрам. Прижимаюсь щекой к ее виску, немного согнувшись, и слушаю тихое прерывистое дыхание.

Проталкиваю колено между стройных длинных ног и своей стопой отвожу в сторону ее левую стопу. На тридцать сантиметров, не больше, при этом скользнув коленом по внутренней поверхности ее голого бедра.

Она громко сглатывает и часто дышит.

Улыбаюсь, вдыхая запах мягких волос.

Кокос.

— Правую на полстопы вперед, — велю хрипловато, поднимая наши руки вверх, и корректирую положение ее рук. — Держишь? — спрашиваю на всякий случай, прежде чем убрать свои руки.

— Держу… — бормочет присмиревшая Диана.

Опускаю руки и кладу ладони на ее талию со словами:

— Колени согни…

Она подчиняется, проехавшись попкой по моему бедру.

— Не так сильно… — говорю, пробираясь пальцами под край майки на гладком плоском животе.

Полуголая попка едет немного вверх. Живот под моими пальцами дергается и покрывается мурашками.

Нахожу ее пупок и слегка обвожу его указательным пальцем.

Она судорожно выдыхает, приседая на мое бедро.

Убираю ногу и делаю шаг назад, опуская руки.

— Целься в дальнюю дужку, — даю последние наставления, засовывая руку в шорты и поправляя стояк так, чтобы он не распугал всех случайных прохожих. — Подпрыгивай, но не сильно. Только чуть-чуть оторвись от земли.