— Я подъеду к тебе через десять минут?

— Я не дома пока.

Секундная пауза. Из группы доносится детский крик, а потом задорный смех.

— У тебя там дети?

— Это телевизор, — тут же отвечаю я. — Я приеду минут через двадцать.

Опускаю телефон в карман, смотрю на дочку. Существует предрассудок, что у альбиносов красные глаза. Нет, это не так. Они у неё серые. Но такие светлые, что почти прозрачные. В разы светлее хмурого неба, но такие же безграничные. И смотрят они на меня с укоризной.

— Врать не хорошо.

— Я знаю, но все мы иногда врем. Пока, снежок.

Поцеловала её в пробор между косичками, помахала рукой и поспешила на улицу. В машине снова убрала кресло в багажник, посмотрела, чтобы ничего детского не валялось. Я устала уже так жить. Хочется, чтобы снова Ника и я, и никаких переживаний.

Бессонов курит у подъезда. И вот хочется ему вставать так рано, учитывая, что у него здесь и обязанностей никаких нет? Если только для того, чтобы мучить меня.

— Я тебя давно спросить хотел, что за фамилии дурацкая?

— У меня? Я же сюда зимой приехала. Пять лет назад. Хотелось лета и теплышка, вот я себе фамилию и придумала. Сама.

Отбросил сигарету, направился к машине и открыл мне пассажирскую дверцу.

— Почему тебя дома нет? Время без пятнадцати восемь. Где ты ночевала?

— Это не твоё дело, Бессонов.

— У мужчины?

Я вижу, как его руки сжимают руль, так, что белеют костяшки пальцев. Но его моя жизнь и правда, не касается. А ещё… Ну, пыталась я. Пробовала. Ника только в садик пошла, я ещё не начала работать полный день, у меня даже время было. И я позволила себе познакомиться с другим мужчиной.

Он был хорошим. Всяко лучше Бессонова. Он был милым. Его не пугало наличие Ники. Но когда я допустила близость с ним, я поняла, что просто ничего не чувствую. Сплошная механика, я лежу, он на мне двигается, дышит тяжело, а я размышляю — в какой момент лучше застонать, чтобы было правдоподобнее?

Бессонов так выжег меня изнутри, что теперь в моем сердце, и вагине, похоже, больше нет места другим мужчинам. С тем парнем я вскоре порвала, и поняла, чем так — лучше никак. У меня Ника есть, больше мне для счастья ничего не нужно.

— Я не буду отвечать на этот вопрос.

Некоторое время мы едем молча, и я даже не спрашиваю куда.

— Чем тебе не угодила моя фамилия? Ты же понимаешь, что тебе от меня не отмыться. Никогда. Я видел твою девственную кровь. На себе, на своём члене, на простынях. Я был у тебя первым, Мира.

На мгновение закрываю глаза, не больше, он не должен понять, что делает мне больно.

— Ну и что, — легкомысленно пожимаю плечами я. — Не последним же.

И его глаза загораются таким бешенством, что мне внезапно становится весело. Пусть у меня больше не розовые волосы и хожу я в деловых блузках, а не в разноцветных кедах. Я все та же хрупкая девушка, которую так легко обидеть. И понимание того, что я могу обидеть Бессонова - такого большого и сильного, меня пьянит. Я тоже могу делать ему больно.

10. Глава 10. Тимофей

День был шумным и бестолковым. Но — до странного радостным. Я повёз Миру за город. Здесь, у озера, были высокие горки для катания на ватрушках, вкусно пахло шашлыками, а кофе в закусочной у дороги был невероятно вкусным.

Мира была права. Для всего этого мне вовсе не нужен был сопровождающий. Мало того, я совершенно не так планировал провести эти дни. Хотел посетить предприятия, посмотреть на работу, говорить с людьми. А в итоге так и тянет забрать куда нибудь Миру, смотреть, как пьёт кофе на улице из стаканчика, удерживая его ладонями в пушистых варежках, и иногда, словно забывшись, забыв, как ненавидит меня, улыбается.