Стою, не решаясь зайти. Оттягиваю момент, ясное дело. Но верно говорят: перед смертью не надышишься. 

– Чего встала как на показе монделей? – та самая бабуленция отодвигает меня в сторону своей морщинистой рукой.

Честное слово, будто обойти не могла! Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются незнакомые люди.

– Ну, чего, заплутала, чё ль? – спрашивает, тяжело дыша. 

Ковыляет по ступенькам. Встаёт у входа, руки в боки. 

– Нет, – недовольно поправляю пиджак. 

– Ты из этих чё ль? – прищуривается и внимательно сканирует меня взглядом. 

– Из кого из этих? – хмурю брови, вспоминая номер квартиры. 

– Дормоедов телевизионных. Журналюг треклятых, – зло поясняет она.

– С чего вы взяли? – удивлённо моргаю ресницами. 

– Повадились сюда всякие, нтв, хрен тв. Сенсацию им подавай! Нет бы у нас, пенсионеров интервью взять. Ух, я бы поведала им о своей сладкой жизни!

В этот же момент где-то совсем рядом об асфальт разбивается бутылка. Прилетела сверху. Очевидно кому-то тяжело дойти до мусорки. 

Звездец, товарищи… Спасибо, что не по хребту.

– Колька! – орёт сиреной карга, напугав меня до смерти. – Руки оторву скотине! Иди собирай стекло сейчас же!

– Пошла ты, Петровна, это не я! – слышится насмешливое в ответ.

– Ух, паразит! Весь двор загадил! Ой, а штаны-то подшить тебе надобно, девочка! Всю грязищу ими собрала, – качает головой. – По асфальту шаровары твои мотыляются, это ж не дело! Я как бывшая швея тебе говорю. 

– Так и должно быть, – закатываю глаза. – Дайте пройти.

Не могу уже держать тяжёлый пакет на весу. Пальцы затекли до боли. 

Старуха, прихрамывая, отползает в сторону и молча сверлит меня взглядом. Захожу в обшарпанный подъезд и тут же морщу нос. Запах оставляет желать лучшего. Да и внешний вид дома изнутри ничем не краше того, что снаружи. Обшарпанная краска, надписи, окурки. Стараясь не придавать значения тому, что вижу и чувствую, поднимаюсь на второй этаж. Здесь-то и находится заветная табличка с цифрой 7.Моя любимая цифра, кстати. 

Рука тянется к звонку, но в последний момент я её отдёргиваю. 

Замираю. Сердце начинает стучать как бешеное, и волнение вдруг накатывает с такой силой, что я не могу ровно дышать. Жадно глотаю ртом затхлый воздух подъезда, но в горле ком, а грудь будто тисками сдавило.

Отхожу к перилам и пытаюсь взять себя в руки. 

Не сбегать ведь в последний момент? Это так по-детски трусливо… 

Просто позвони в эту дверь, Арин. И будь, что будет. 

Мои мытарства прерывает всё та же докучливая пенсионерка. 

– К Громовым, что ли? – интересуется она громко.

– Да. 

– Ну точно мышь телевизионная! – кивает головой она, будто соглашаясь со своими словами. – Вам лишь бы поехидствовать, а у парня горе вон! 

– Говорю же нет! Не журналист я! – повышаю голос. – Навестить его пришла. 

– Навестить… – она опять прищуривается. – А там че?

– Соки, фрукты, – отвечаю на автомате, и та, представьте себе, бесцеремонно заглядывает в пакет.  

Как бы смешно не звучало, но эта старушенция немного приводит меня в чувство.

– Да что вы себе позволяете! – дёргаю бумажный пакет в сторону, зло щёлкая зубами от негодования. 

– Ладно… щас.

Она хромым шагом ползёт до двери Громовых и начинает со всей дури по ней тарабанить.

– Галка, открывай, это я Петровна, – орёт на весь дом как полоумная. – Гааааль! 

Ненормальная…

Когда слышу, как проворачивается замок, судорожно сглатываю. 

– Ну чего вы, Антонина Петровна, так кричите, Максим спит, – спешит утихомирить шумную соседку выглянувшая из-за двери женщина.

– Тут пришла к вам барышня, – кивает в мою сторону. – Стоит мнётся. Уверяет, что не журналюга.