– Давай, Коля, только быстренько, без всякого официоза, максимум деликатно.
Николай Николаевич тронул Эдика за рукав пиджака. Тот, занятый веселым разговором с друзьями, резко обернулся. Даже содержимое рюмки чуть выплеснулось на костюм чиновника:
– В чем дело?
– Спокойно, Эдик! Тебя приглашает к своему столику Екатерина Алексеевна.
– А кто это?
– Фурцева, секретарь ЦК партии!
Друзья вытаращили глаза, но тут же воодушевились и шепотом напутствовали:
– Давай, Эдик, вперед! Это сама Екатерина Третья, имей в виду! Не тушуйся там, но и особо не наглей.
Не осознающий величия «исторического момента», вовсю улыбающийся Cтрельцов с сопровождающим чином подошел к особому столу и галантно раскланялся:
– Очень рад знакомству, Екатерина Алексеевна.
– Я тоже, Эдуард. Я давно слежу за вами. – кивнула Фурцева и тут же поправилась: – За вашей игрой. И она мне очень нравится. Уверена, ваш талант приумножит славу советского спорта.
– Я буду стараться.
– Эдуард, хочу познакомить со своей дочерью. Она большая ваша поклонница. Так переживала за вас во время Оимпиады. – Екатерина Алексеевна обернулась: – Светлана, ты где?
Худенькая, стриженая 16-летняя девушка, потупясь, стояла в двух шагах, внимательно ловя каждое слово разговора матери со своим кумиром. Она попыталась, как ее учили, лучезарно улыбаться:
– Света. А вам представляться не стоит – вас ведь и так вся страна знает, Эдик.
Секретарю ЦК КПСС стоило только повести взглядом, и мигом рядом возник официант с немым вопросом на лице.
– Такое знакомство следует отметить, – распорядилась Фурцева. – Значит, так: мне и Эдику водки. Верно? А Светочке сегодня, пожалуй, тоже можно чего-нибудь. Но легонького. Вот, – указала она на бутылку, – «Гурджаани» годится.
Они втроем чокнулись, выпили до дна. Екатерина Алексеевна тут же глазами показала официанту: продолжение следует! Безмолвный приказ был мговенно исполнен.
– Эдик, – повернулась она к Стрельцову, – вы позволите мне так вас называть, ведь вы мне как сын? Так как вам Светочка?
Стрельцов поперхнулся от неожиданно прямого вопроса и с трудом выдавил из себя:
– Н-ничего, конечно, очень симпатичная девушка.
– А вы дайте мне свой телефон, Эдик, – сказала Светлана. – Я вам как-нибудь позвоню, будете свободны, погуляем…
– Но телефона-то у меня как раз нет, – развел он руками. – Звонить некуда. Вообще-то есть, но запараллелен с десятью соседями. И потом, я постоянно в разъездах – то на сборах, то на тренировках, игры на выезде… – И, уж совсем некстати, добавил: – А Алку свою – это невеста моя, вчера только помолвка была – я ни на кого не променяю…
Фурцева кашлянула и, тихо проговорив: «Ну да, ну да, конечно», кивнула Романову, маячившему неподалеку. Он сразу все понял: аудиенция закончена. Подошел к Стрельцову и что-то шепнул.
Эдик постарался аккуратно поправить свой модный в ту пору кок и независимо удалился. Сам не глазел по сторонам – достаточно было того, что его провожала взглядами «вся Москва».
Посмотрев ему вслед, Екатерина Алексеевна негромко заметила, обращаясь к тому же Романову:
– Какой интересный паренек. Большой талант растет! Только за ним глаз да глаз нужен. Учти, Николай. И информируй. Иди!
«Сто дней Стрельцова»
Следующий после олимпийского сезон для юного центрфорварда «Торпедо» выдался просто ошеломляющим. Основатель советской школы футбольной статистики, въедливый до невозможности Константин Сергеевич Есенин (да-да, сын нашего великого поэта) окрестил период с 21 июля по 26 октября 1957 года «100 днями Стрельцова»: Эдуард ухитрился в 22 матчах забить 31 гол.