«Как оставить записку в картинной галерее? Стоит ли её писать заранее или сразу там, у самой длинной картины?»

И... раз. И... два. И... три»

Рада рассказывала тогда о местах для связи, то перечисляла те, что помнила очень хорошо и могла бы открыть маленькую дверцу туда прямо сейчас. Говоря про эту картину, вернее, нишу за ней, усмехнулась и едко заметила:

– Ты удивишься не тому, что нарисовано. Нет, в этом экспонате поражают воображение в первую очередь размеры, – насмешка пропитывала каждое слово. – Ты точно не пропустишь эту картину – такое невозможно пропустить! И твоя склонность к искусству тут ни при чём: если застелить этим полотном пол, получится длинная ковровая дорожка. Жаль, только никто не позволит по ней пройтись.

Зиаду трудно было такое представить – в Пустынных княжествах было не принято украшать дома картинами, вообще изобразительное искусство его народа существовало в зачаточном состоянии. Он тогда улыбнулся и обнял Раду, крепко прижал её к себе, такую свежую, такую едко-саркастичную, и от этого кажущуюся такой беззащитной и ранимой!..

Вдох, длинный выдох, расслабиться – упражнения на растяжку требуют расслабленности. Расслабленности и упорства. Но мысли тем не менее прочищают тоже неплохо, и вот новая: «Когда же величие Юзеппи уже примет решение? Почему он так тянет? Помучить меня хочет? Сомнительно. Не того я неба птица... Тогда почему?»

«Болезнь... Варген-Фойга болен Радой? То, что нездоров, и так не новость. Да только Рада тут каким боком? Она не первая, судя по всему, не она и последняя». Стойки – упражнения на статику – меньше всего позволяли размышлять, зато всё раздражение и злость на наследника оландезийского престола легко выливались в упорство, так необходимое для этих упражнений.

«А если второй принц прав, и договориться с королём не удастся? Как тогда быть? Как вытащить отсюда маркизу Инвиато?» Силовые упражнения давали свободу манёвра и можно было двигаться. Например, приседать, держа на вытянутой руке стул за ножку так, чтобы капля воды на его сидении не растекалась.

Вопросов меньше не становилось. А ответы негде было раздобыть, да и спросить было не у кого. Даже Перла не приходила. Но Зиад уже лёжа в постели, представлял, как он будет радоваться, когда окажется рядом со своей единственной, рядом с Радостью, и душу его наполнял восторг, счастливое ощущение достижения и вкус победы.

***

Возможно поэтому на следующий же день ему показали картинную галерею – он очистил разум от плохи мыслей, настроился на решение своего вопроса и был готов воспринять.

Галерея, что удивило, оказалась на том же втором этаже, где разместили его и где, как он подозревал, находилась и комната Перлы. Только выход к ней был в другую сторону от центральной лестницы.

От внимательного взгляда не укрылись ни драпировки на стенах, ни количество картин, ни их размер. Господин посол проявлял живой интерес ко всему, о чем ему рассказывал его высочие Вретенс. Только всё, что интересовало Зиада сейчас, – как оставить записку здесь, в этой галерее, в условленном месте, чтобы её не обнаружили.

Галерея хоть и была освещена неравномерно, а большей частью и вовсе плохо – место не было приспособлено для выставки произведений придворных маляров и явно предназначалось древним зодчим для чего-то другого. Но даже с учётом этого оставлять здесь какую угодно записку было рискованно: любой клочок бумаги слишком бросался бы в глаза, не вписываясь в этот архаичный убор старого дворца. Искать же ту нишу за картиной, о которой упоминала Рада, стоило уж точно не в присутствии принца и стражников. И тут Перла права. Снова права...