— Ну все, перестань, мамуль. Мы же не навсегда уезжаем. Мы обязательно приедем на Рождество и будем часто созваниваться. Я тебе это обещаю, — шепчу ей на ухо, успокаивающе поглаживая по спине.

— Я переживаю, Соня. А вдруг с вами там что-нибудь случится? А нас не будет рядом. Или же с Полиной... — хлюпает носом родительница.

 — Мам, ну, хватит глупости говорить. Все будет хорошо. Тем более, если что – Света с Маринкой на подхвате. Так что ничего плохого не случится, — слегка отстраняюсь от нее. — Так что хватит тут нюни разводить. А то зальёшь весь аэропорт, и мы тогда точно никуда не полетим, — стираю слезы ладошками с лица родительницы.

Она смеётся и ласково смотрит на меня своими грустными глазами.

Несмотря на то, что маме уже почти пятьдесят, выглядит она намного моложе. Я всегда ей говорю, что она у меня самая красивая и самая молодая. Я очень сильно её люблю. И благодарна за всё, что она для меня сделала.

Пять лет назад я упала на них как снег на голову. Ничего толком не говорила и не объясняла.

Целыми днями плакала, закрывшись у себя в комнате, не желая никого видеть и слышать. Конечно, они пытались со мной поговорить, узнать, что случилось и почему я всё же приехала к ним, когда ещё несколько дней назад даже слышать об этом не желала. Но я лишь качала головой и пустым взглядом смотрела в потолок.

Те первые недели были для меня сущим адом. Я будто не жила, а существовала где-то между жизнью и смертью. Каждый день мама заставляла меня есть и хотя бы несколько часов поспать.

А потом я узнала, что беременна. Моей первой мыслью была такая: «это моё маленькое чудо». И ни разу я не задумывалась о плохом.

Но беременность проходила очень сложно. Меня тошнило, буквально выворачивало наизнанку. Я была похожа на мел, а тёмные круги под глазами красноречиво свидетельствовали о недосыпах. Потому что ночью я почти не спала – стоило только закрыть глаза, как я видела Егора, который смотрел на меня своим невозможно синим взглядом, в котором были лишь боль и разочарование.

Я тянулась руками к нему, желая обнять, как раньше, почувствовав его тепло, но гонщик лишь отдалялся от меня, а я просыпалась в холодном поту, с учащённым дыханием и слезами на глазах.

Ещё долго я не могла уснуть, свернувшись клубочком на кровати. Обнимала руками небольшой живот, нежно поглаживала пальцами и знала, что во мне живёт частичка любимого мужчины, которого, несмотря на его предательство, я всё равно люблю.

Несколько раз приходилось лежать на сохранении. А потом тяжёлые роды, которые, думали, что не переживу...

А потом серьёзный разговор с родителями, и я твёрдо попросила не поднимать тему, по какой причине я уехала из родного города, а также не спрашивать про отца Полины. Не хотелось ни слышать, ни разговаривать об этом, переживая всю свою боль внутри себя.

Лишь моя Поля была лучиком света во тьме, в которую я погрузилась с головой и считала, что уже никогда не смогу избавиться от неё.

— Хорошо. Берегите себя, дочка. И почаще звоните, — я кивнула, улыбнувшись и еще раз обняв крепко родительницу, а потом отпустила, сделав шаг назад.

Повернулась к отцу, который серьезно и даже как-то хмуро смотрел на меня. Я лишь покачала головой.

 Я знала все, что он думает и что хочет сказать. И папа так же знает, что бы его дочь сказала об этом. Но несмотря на разногласия между нами, родитель всегда верил в меня и любил не меньше, чем мама.

Сделав шаг к отцу, крепко обняла и его, сказала тихим шёпотом на ухо, чтобы обязательно берег маму и не засиживался допоздна на работе – хотя трудолюбием я пошла в него.