начать, пока вы не покинете комнату.

Бедный Дролайт! Он не мог заставить волшебника приступить к колдовству против его воли, но ждать чуда столь долго и не увидеть – это ли не худшее из наказаний! Казалось, он не снесет удара. Даже мистер Лассельс был немного разочарован – он рассчитывал увидеть что-нибудь комичное.

Когда они ушли, мистер Норрелл устало поднялся со стула и взял книгу, которую привез с собой. Он открыл ее на странице, заложенной письмом, пристроил на туалетном столике, чтобы при необходимости свериться с текстом, и начал наизусть читать заклинание.

Оно подействовало почти мгновенно: что-то зеленое появилось там, где ничего зеленого не было, и в комнате повеяло свежим ароматом полей и рощ. Мистер Норрелл умолк.

Кто-то стоял посреди комнаты: высокий, очень красивый джентльмен с бледной кожей и волосами прозрачными, как пух на отцветшем чертополохе. Под темными бровями вразлет блестели холодные синие глаза. Одет он был в точности как мистер Норрелл, только сюртук на нем был зеленый-презеленый, цвета весенней листвы.

– O Lar! – начал мистер Норрелл дрожащим голосом. – O Lar! Magnum opus est mihi tuo auxilio. Haec virgo mortua est et familia eius eam vitae redire vult[19].



Мистер Норрелл указал на тело.

При виде мисс Уинтертаун джентльмен с волосами как пух чрезвычайно взволновался. Он раскинул руки в жесте приятного изумления и быстро-быстро заговорил на латыни. Мистер Норрелл, который привык видеть латынь в рукописях или книгах, обнаружил, что не понимает ее в столь беглой речи, хотя ему удалось узнать несколько слов, например «formosa» и «venusta», описывающих женскую красоту.

Мистер Норрелл подождал, когда джентльмен умерит свои восторги, и указал тому на зеркало над камином. В нем появилось изображение мисс Уинтертаун, бредущей по узкой каменистой тропе средь бесприютных гор.

– Ecce mortua inter terram et caelum! – объявил мистер Норрелл. – Scito igitur, O Lar, me ad hanc magnam operam te elegisse quia…[20]

– Да, да! – вскричал джентльмен, внезапно переходя на английский. – Ты призвал меня, потому что мне нет равных. Потому что я был слугой и близким другом Томаса Годблесса, Ральфа Стокси, Мартина Пейла и Короля-ворона. Потому что я доблестен, учтив, щедр и прекрасен, как ясный день! Это все понятно! Безумием было бы вызвать кого-либо другого! Мы оба знаем, кто я. Вопрос в другом: кто ты?

– Я? – потрясенно переспросил мистер Норрелл. – Я – лучший из ныне живущих волшебников!

Джентльмен выгнул одну идеальную бровь, выражая крайнее изумление. Он обошел мистера Норрелла, разглядывая его со всех сторон. Затем самым бесцеремонным образом он сорвал с мистера Норрелла парик и заглянул под него, как если бы мистер Норрелл был котелком на плите, а джентльмен желал узнать, что сегодня на обед.

– Я… я – человек, которому предначертано возродить английскую магию! – выговорил мистер Норрелл, выхватывая парик и нахлобучивая себе на голову.

– Очевидно, так оно и есть, – сказал джентльмен, – иначе бы меня здесь не было! Ты же не думаешь, что я стал бы тратить время на грошового подзаборного чародея? Однако кто ты? Вот что я желаю знать. Какой магией ты владеешь? Кто был твоим наставником? Какие волшебные земли ты посетил? Каких врагов поверг? Кто твои союзники?

Мистер Норрелл опешил от такого количества вопросов. Он долго мялся, прежде чем ответить на тот единственный, по которому мог хоть что-то сказать.

– У меня не было наставника. Я учился сам.

– Как?

– По книгам.

– По книгам! – (Тоном крайнего презрения.)