– Да это просто геноцид какой-то!!! – завопила Ирина, не слушая робких увещеваний массажистки, умолявшей воспользоваться другим маслом, которое имелось в избытке и представлено было полутора десятками вполне приличных номинаций. – Диски мои слушать не дают, какую-то дрянь! Масло мое злодейски разбили, а теперь суют-предлагают какую-то дрянь! Эту дрянь, которой всяких жирных Сергеевых да Саркисяних всяких терли! Терли-терли, к черту, этих жирных, отвратительных бабищ, а потом, значит, на мою бархатную кожу намазывать куски их омертвевшего эпидермиса, да?! Покрывать меня их жирными, смердящими бациллами, да?! Да что же это такое?!

– Господи, да не может там быть никаких кусков, Ирина Викторовна! – чуть не плача, защищалась Верка. – Ну откуда там куски? Вы обратите внимание, здесь же клапанная система: давим, капаем на ладонь, обратно уже ничего попасть не может! Да и руки я дезинфицирую после каждого клиента…

– Не знаю! – противным голосом заявила Ирина. – Ничего не знаю! Мотай! Двадцать минут тебе. Драндулет под окнами – бери, так и быть. Через двадцать минут ты должна вернуться с точно таким же флаконом. Не успеешь – ищи себе работу в Сандунах. Будешь там всяких хачиков за стольник массировать, а они тебя будут лапать за жопу: «…Ай, какой красивый дэвущк!!! Давай чибуращка пагладыть будим мал-мал, нага раздвыгать будим, тудым-сюдым…» Давай-давай – мотай, чего уставилась? На мне татуировки нет! Я вам тут плачу такие деньги, чтобы всякие растяпы мое масло разбивали и всяко разно мною тут помыкали? Давай – я время засекла!

Вот такая вредина. И знаете, побежала Верка как миленькая. Сейчас мчится на Арбат в Иринином «драндулете» – «Мицубиси-галант» и умоляет шофера Славика, чтобы поторопился. Не дай бог не успеть! Хотя могла бы и поспорить. «Такие деньги» – шесть тысяч баксов в год за членство в клубе – не бог весть какая сумма для такой состоятельной дамы, как Ирина Викторовна. И специалист такой квалификации, как Верка, отнюдь не курьер, чтобы по прихоти клиентессы мотаться за маслом. И в Сандуны, естественно, она наниматься не пойдет, коль скоро выпрут из клуба – найдет себе местечко получше, с руками оторвут такую мастерицу.

В общем, было что сказать Верке, но… не посмела. Потому что все из ближнего окружения прекрасно знают, что представляет собою Кочерга (так за глаза обзывают Ирину недоброжелатели). Одно слово – стерва, каких поискать. Красивая холеная тигрица, капризная, балованная, жестокосердная и своенравная, палец не то что в рот – близко к зубам не подноси, откусит по самый копчик…

Погуляв по кабинету минут пять под нахальные увещевания Шевчука, Ирина слегка остыла и собиралась было чистосердечно раскаяться в дрянном поведении. Надо будет Верку реабилитировать по приезде, какая, к черту, может быть творческая работа с клиентом, когда этак вот гоняют? Еще передаст свои недоброжелательные флюиды во время массажа – потом до следующего сеанса будет дурное настроение. Или вообще сглазит, тогда прыщ на носу вскочит в самый неподходящий момент. А с прыщом – нехорошо. Убого как-то – с прыщом. Мужики глазами не пожирают. Или пожирают, но с подтекстом: «Вдуть бы этой… прыщавой. По самое здрасьте, чтобы прыщ отскочил…» Брр!

– Все мы люди, Верунчик, – благостным голосом произнесла Ирина, остановившись перед огромным зеркалом в полстены, вделанным в бронзовую завитушечную раму, и репетируя покаянное выражение лица. – Да, все мы люди и подвержены вспышкам дурного настроения, обусловленного негативным воздействием среды. В смысле, не дня недели, а окружающей нас действительности. Не сердись на старую дуру за нервный срыв, – будешь в моем возрасте – сама поймешь, что к чему. А флакончик этот я тебе дарю – в компенсацию за моральный ущерб. А на будущее…