Мы долго шли через бесконечные комнаты и коридоры огромного, беспорядочно построенного здания. В конце концов, мы оказались в широкой зале, где стояли два длинных сосновых стола с зажженными свечами. На скамьях вокруг столов сидели девочки разных возрастов, от девяти или десяти до двадцати лет. Они были одеты в одинаковые коричневые шерстяные платья старомодного покроя и холщовые передники. Был час самостоятельных занятий, и они все заучивали уроки на завтра.

Мисс Миллер показала мне на скамью возле двери, куда мне следовало сесть, и, повернувшись лицом к девочкам, громко приказала: «Старшие, соберите учебники и поставьте их на полки». Четыре высокие девушки поднялись со своих мест в разных концах стола и, обойдя всех, собрали учебники. Снова раздался приказ: «Старшие, принесите подносы с едой».

Девушки вышли и быстро вернулись с подносами, уставленными тарелками. На каждом из подносов стоял кувшин с водой и кружка. Девочки передавали друг другу тарелки, но, когда очередь дошла до меня, я только отпила из кружки, но не притронулась к еде, чувствуя нервное возбуждение и усталость.

Ужин был окончен, мисс Миллер прочитала молитвы, и девочки парами направились наверх. Охваченная непреодолимой слабостью, я едва замечала, что происходит вокруг меня, и отметила только про себя, что спальня, как и классная комната, была очень длинной. Этой ночью я должна была спать с мисс Миллер. Она помогла мне раздеться, и когда через десять минут потух единственный огонек, комната погрузилась в молчание. Помню только, что успела поздравить себя с тем, что мне теперь нечего опасаться ночных посещений Джона Рида, я была избавлена хотя бы от этого искушения. С этой мыслью я уснула.

Ночь показалась мне очень короткой, у меня не было сил даже на то, чтобы видеть сны. Я только раз проснулась от шума порывистого ветра, налетавшего со злобным удовольствием, и дождя, который обрушивался потоками на крышу, и почувствовала, что мисс Миллер уже лежит рядом. Когда я открыла глаза в следующий раз, звонили в колокол, девочки уже встали и одевались. Я поднялась с неохотой, потому что было невыносимо холодно, оделась, дрожа всем телом, и умылась, когда освободился таз. Снова начал звонить колокол. Девочки выстроились в шеренгу попарно и прошли в холодную, тускло освещенную классную комнату. Мисс Миллер прочитала молитвы и скомандовала: «Встать по классам».

Начались занятия. Сначала произнесли молитву, затем несколько текстов Писания, после последовало длительное чтение глав из Библии. Все это заняло час. Рассвело. Прозвенел звонок, девочки опять построились и прошли в другую комнату на завтрак. Как я радовалась возможности поесть! Я чуть не падала от истощения, потому что днем раньше почти ничего не ела.

Столовая представляла собой мрачную комнату с низкими потолками. На длинных столах дымились котелки, распространявшие, к моему ужасу, совсем не аппетитный аромат. Я услышала, как вздох разочарования вырвался из груди тех, кому предстояло вкусить этой непривлекательной пищи. Высокие девушки из старшего класса произнесли громким шепотом: «Какая гадость! Овсянка снова подгорела!»

– Тишина! – раздался окрик.

Чуть не падая в обморок, я жадно набросилась на еду, но, проглотив пару ложек и утолив немного голод, я почувствовала омерзительный вкус этого варева: горелая овсянка – это такое же несъедобное блюдо, как гнилая картошка. Девочки работали ложками с неохотой, каждая пыталась глотать то, что оказывалось во рту, но сразу же отказываясь от своих попыток. Завтрак был окончен, а никто толком и не позавтракал.