– Мне нравится, – произнесла она, потратив две или три секунды на то, чтобы внимательно изучить меня.

– О чем она? – продолжала я. Не знаю, откуда нашлась во мне храбрость, ведь я первая начала разговор с совершенно незнакомым человеком. Вероятно, доверие к ней во мне пробудило то, что в руках она держала книгу – я тоже любила читать. Я еще ни с кем не говорила здесь и искала дружеского участия.

– Можешь посмотреть, – ответила девочка, протягивая мне книгу.

На мой неискушенный вкус она показалась совсем скучной. Я вернула книгу, и девочка, не произнося ни слова, снова открыла ее. Она уже была готова обратиться к своему занятию, когда я опять отважилась побеспокоить ее.

– Не могла бы ты сказать мне, что означает надпись, вырезанная над входом, – «Ловудский приют»?

– Это то место, где ты сейчас живешь.

– Но почему оно называется приютом? Разве это не школа?

– Это благотворительная школа. И ты, и я, и остальные живут здесь на пожертвования. Ты, наверное, сирота. У тебя умерла мама или папа?

– Мои родители умерли, и я их уже не помню.

– Вот так и все здесь, это приют для обучения детей-сирот.

– Этот дом принадлежит той даме, которая накормила нас хлебом и сыром?

– Мисс Темпл? О, нет! Если бы это было так! Она должна отчитываться перед мистером Брокльхерстом во всем, что делает. Мистер Брокльхерст покупает нам еду и одежду.

– Он живет здесь?

– Нет, он живет в двух милях отсюда, в большой усадьбе.

– Он хороший человек?

– Он духовное лицо, и, говорят, известен своими добрыми делами.

– Ты сказала, что эту высокую даму зовут мисс Темпл?

– Да.

– А тебе нравятся другие преподаватели?

– Более или менее.

– Но мисс Темпл лучше их всех, правда?

– Мисс Темпл очень добрая и умная. Она стоит надо всеми здесь, потому что знает гораздо больше, чем они.

– Ты давно в Ловуде?

– Уже два года.

– Ты сирота?

– У меня умерла мама.

– Ты счастлива в школе?

– Ты задаешь слишком много вопросов, я уже достаточно отвечала, теперь я хочу почитать.

Следующий день начался так же, как и предыдущий: мы встали и оделись при свечах. Церемонию умывания пришлось отложить – вода в умывальниках замерзла. Накануне вечером погода изменилась, подул пронизывающий северо-восточный ветер, который всю ночь завывал в щелях окон, заставляя нас дрожать от холода в кроватях и превращая воду в кувшинах в лед. В тот день меня записали в четвертый класс, я начала посещать уроки и выполнять задания. Прежде я наблюдала жизнь Ловуда со стороны, теперь же я стала непосредственной участницей происходящего здесь. Уроки казались мне долгими и скучными, постоянное заучивание наизусть – утомительным. В первый день я почувствовала облегчение, когда около трех часов пополудни мисс Смит вручила мне полоску муслиновой ткани в два ярда длиной, нитку, наперсток и посадила в угол, наказав подрубить кисею.

В этот час большинство девочек занималось рукоделием, только один класс стоял вокруг мисс Скетчерд. Была полная тишина, и я могла слышать, как отвечает каждая из них. Был урок английской истории, и среди девочек я заметила мою вчерашнюю знакомую. В начале занятия она занимала первое место среди учениц своего класса, но за ошибку в произношении или невнимание к паузам ее отправили в самый конец. Но даже после того, как она скрылась за спинами других учениц, мисс Скетчерд продолжала постоянно обращаться к ней с замечаниями: «Бернс» (видимо, так ее звали; здесь называли учениц по фамилии, как в школах для мальчиков), «Бернс, почему ты подворачиваешь ноги, немедленно раздвинь носки», «Бернс, опять ты выпятила подбородок, это некрасиво», «Бернс, я требую, чтобы ты держала голову прямо; я не потерплю, чтобы передо мной стояли в такой позе» и так далее.