Взгляд невольно фокусируется на тёмных пятнах, мельтешащих перед глазами. Именно эти пятна, похоже, и издают кошмарный шум, донимающий меня. Пятна при внимательном рассмотрении из расплывчатых становятся всё более чёткими и превращаются уже совсем не в пятна, а... в несущиеся в непосредственной близости от меня тачки они превращаются!
Почти из каждой грохочет басами отрывистая дёрганая музыка, почти каждая ревёт так, словно у неё пробит глушитель. Или вообще глушителя нет. Скорее, нет. «Пациент, скорее, мёртв, чем жив». Это, похоже, точь-в-точь про меня.
Я столько не пил, отвечаю. Когда же эта тварь умудрилась подмешать мне галлюцуху? Найду, убью.
А теперь самое разумное отвернуться к стенке, пусть в бредовой реальности и кажется, что это есть стена мрачного серого небоскрёба. Нужно просто отвернуться к стенке и немного поспать. Как в детстве. Стоило мне отвернуться к стенке, как маленький Юрчик уже спал без задних ног.
В этом я всегда был немного похож на лошадь. Ну, вы ведь, наверное, знаете, что, если возбуждённую или раздражённую чем-то лошадь, которая встаёт на дыбы и норовит сбросить всадника, повернуть мордой к глухой стенке, она сразу успокаивается. Делается кроткой и послушной лошадкой. Пока у стенки стоит.
На самом-то деле, конечно, никаких небоскрёбов здесь нет и быть не может, да и откуда им взяться-то в спальном районе? Это просто одна из четырёх стен моей собственной хаты, в которой я прописан, между прочим!
«При чём здесь прописка, идиот?» -успеваю подумать я, прежде чем мою руку пронзает не просто адская, а невыносимо-остро-нереально адская боль! Алый взрыв в адской тьме моей башки! «Найду! Убью нах!» - это всё, что я успеваю подумать, прежде чем, резко вырубившись, провалиться в спасительное небытие…
6. глава 6
Юрий.
Спасительное небытие длится недолго. Ну, я так думаю, что недолго. Ведь за хоть сколько-нибудь долгое время головная боль уменьшилась бы хоть на грамм, верно? Да и плечо стало бы саднить меньше. Но нет. Всё так же. Нет. Стоп. Не всё. Чё было с рукой-то? Чё за прикол, вообще?
Протерев глаза руками, ни одна из которых, кстати, не болит, приоткрываю, как Вий, веки и смотрю на свой на диво устойчивый бред словно сквозь амбразуру танка. На котором рация.
Бред всё тот же. И шум тачек в этом бреду всё так же не умолкает. Но теперь я инстинктивно прижимаюсь к шершавой серой стене, буквально раскатываюсь по ней как блин горелый, попутно удивляясь, какого мои обои вдруг стали шершавыми.
Правильность моих действий подтверждает пронёсшаяся в паре сантиметров от моих ног очередная тачка с обдолбанной музыкой, плевком прогремевшей из открытых окон.
Да что это за нах, а? И раз уж это бред, то где тротуары для пешеходов, нах? Что за блинство, нах? И раз уж это мой личный бред, то мы и спросим прямо у него же: «Где тротуары, нах? Требую равных прав для пешеходов и укурков на тачках, нах!»
Мне кажется, что я ору эту белиберду громко, но почти не слышу сам себя. Но во сне это всегда так. А бред это что? Это тоже есть своеобразный сон. И он даже развивается, если назойливое мигание перед моим ошалелым взором можно назвать развитием.
Мигает табличка трепетного розового цвета. Табличка полупрозрачная, тачки и мрачный урбанистический пейзаж сквозь неё неплохо видны. Табличка окаймлена по периметру розочками. Эти розочки почему-то особенно выбешивают меня, и я плюю, стараясь попасть в самую крупную.
Так, стоп, Юрец, ты, кажись, теряешь контроль над собой. И потом, ты всё же не верблюд, не говоря уж о том, что вообще-то и так хочется пить, а в плевке ты добровольно теряешь жидкость, пусть и немного; сие есть крайне неразумно, Юрец. Желание хлебнуть водички радует меня. Значит, скоро проснусь.