«В моей тачке комфортнее».

Сморгнув какую-то непонятную муть перед глазами, я неверяще уставилась на сотовый. Легкий холодок коснулся затылка, пробежался до шеи и спустился к груди. Сердце кольнуло беспокойство, жар лизнул щеки и оставил после себя стыдливый румянец. И это было сущим проклятьем — я никого не терроризировала, но почему-то чувствовала себя преступницей, сбежавшей от правосудия.

Тонированное стекло опустилось — ровно настолько, чтобы видеть наглые глаза, прикрытые и глядящие исподлобья. Несколько мгновений я просто смотрела в ответ. Нахмурилась, покрутила пальцем у виска. Махнула рукой в обратную сторону, чтобы сгинул уже, но позабыла, что на провокацию Булатов отвечает точно такой же провокацией.

Придурок посигналил, вызвав неодобрительные возгласы водителя, который на весь салон покрыл его трехэтажным матом. И тут только дурак бы с ним не согласился.

Прошло несколько минут, но беспредел не прекращался, тогда-то до меня и дошло, что если я не остановлю его сейчас, то притащу прямо к своей остановке. И там уже никакой автобус не защитит.

Остервенело впившись ладонями в сотовый, я отправила сообщение.

«Откуда у тебя мой номер?».

Намеренно в окно не смотрела и, затаив дыхание, ждала ответа. От каждого гудка Ауди терпение разбивалось, словно хрусталь. Пришлось все-таки взглянуть на машину.

«Чего тебе?» — написала снова, потому что его показательный «минус» за сообразительность мне ни о чем не говорил.

Хотя вопросы и правда были дурацкие — я не президент, мой номер можно раздобыть за считанные секунды, а если уж задаться целью…

Телефон завибрировал, но смотреть уже не хотелось. Он бы не написал мне ничего приятного.

«Какая ты плохая девочка. Пары прогуливаешь».

Я усмехнулась. Если выбросить совсем не невинный подтекст, прослеживающийся в каждом слове, то сообщение выглядело даже прилично. Этакая заботушка.

Кинула ответную гранату.

«А тебе за руль уже можно? Плакать больше не хочется?».

С такого расстояния я не могла увидеть, как треснула вечно насмешливая ухмылочка, а оскал приобрел ту стадию устрашения, что вполне мог бы отогнать рассвирепевшего ирбиса, но мне не нужны были глаза — жгучие взгляды душили даже через окно.

— На остановке, пожалуйста, — крикнула водителю, не вставая с места.

Хотела подорваться в самый последний момент, чтобы Булатов не успел вывернуть. Людей много, был шанс затеряться. Свою общагу я не собиралась показывать.

Догадаться, конечно, не сложно, но корпусов, прикрепленных к универу, просто не счесть. Пока будет пробовать, просто заколебется.

Решительно сжав руки в кулаки и дождавшись, когда автобус откроет двери, я подорвалась с места. Громкий скрип шин об асфальт как симфония Шостаковича. Обман удался.

В кармане вовсю голосил сотовый, но я знала, кто шел по мою душу, и потому не отвлекалась. Злорадно помечтала о том, чтобы его сейчас поймали гаишники и выписали штраф за неправильную парковку, и тут же поубавила пыл, напомнив себе, что нельзя забывать о статусе Булатова. Мажор он и в Африке мажор.

Я добежала до конца длиннющего дома, в котором раньше была фабрика, и у самого поворота перевела дух. Как оказалось, зря — Макс всерьез начал спринтерский забег. Ему было плевать и на лужи, что забрызгивали фирменные ботинки, и на дождь, мочащий одежду. Он просто видел перед собой цель, помеченную крестиком, и планомерно загонял меня в угол. Но это была моя территория, я знала здесь каждый домик, поэтому не составило труда свернуть в нужный переулок и забежать в кофейню.

Знакомый силуэт в футболке, потертых джинсах и фартуке вызвал неконтролируемый всплеск радости. Молодой парень с каштановыми волосами, ясной улыбкой и сердечной добротой встретился мне еще в день посвящения. Тимка учился на архитектора и по счастливому стечению обстоятельств жил со мной в одном корпусе, иногда пользуясь этим и провожая до дома.