– А не надо было пропадать, вы еще за это от меня получите, за то что меня таскали по кабинетам и задавали тупые вопросы всякие дядьки.

Машу руками, бью Артёма ладонями в грудь, выплескивая эмоции за все, что они сделали, что ушли, пропали, не давали о себе знать.

– Ну, все, все, разрешаю заехать Грому по лицу, он любит мордобой, после него как шелковый. Иди ко мне, птичка, дьявол, какая мокрая.

Руки Артёма везде, вот он сжимает грудь, наклоняется, как до этого, засасывает губами сосок, второй рукой ведет по животу, чуть задерживаясь на нем, это так интимно и волнительно. А потом накрывает обнаженную плоть между ног, там на самом деле все очень влажно после быстрого оргазма на пальцах Игоря.

– Я не простила вас, и не надо подлизываться.

– Хочешь узнать, как я умею подлизываться?

Вот он сейчас улыбается, чувствую это, а еще как проникает двумя пальцами в меня, сразу глубоко, растягивая влагалище. Не хочу думать о том, как они справлялись с сексуальным голодом все это время, не уверена, что воздерживались, зачем им это?

– Ревнуешь? Моя ревнивая птичка.

– Я тебе выклюю весь мозг. Нет… а-а-а…Артём,– сопротивляюсь, но тело реагирует моментально на его голос, ласки.

– Ревнует моя птичка, сам готов был башкой биться о стену, не могли раньше, реально не могли.

Он снова рядом, горячее дыхание, тихий шепот, только Шульгин умеет так соблазнять. Облизывает щеку до виска, постель скомкана под нами, одеяло на полу.

– Вас не было слишком долго.

– Теперь рядом. Теперь не отпустим.

Мотыльки срываются в хаотичный полет, готовые выломать ребра, задыхаюсь от эмоций, все прочие принятые до этого решения летят вместе с моей решимостью в пропасть. 

– Иди ко мне.

Артём переворачивает нас, теперь я сижу сверху, его внушительный стояк касается раскрытых половых губ, трусь о него на инстинктах, стимулируя клитор.

– Полетаем?– хриплый шепот Артёма, а меня срывает окончательно.

Улыбаюсь, уже неважно, что происходит за дверью, если нет криков то все прекрасно, я ужасно голодная до своих мужчин, облизываю губы, царапаю его грудь. Мне кажется, что татуировок стало больше, но не могу разглядеть их в темноте.

Приподнимаюсь, даже не нужна помощь рук, чтобы осесть на член, медленно опускаюсь, растягивая себя, морщась от легкой боли и удовольствия, что растекается по телу.

Сжимаю грудь, медленно веду бедрами, член проникает глубже, спускаясь ладонями, поглаживая животик. Ничего вокруг не слышу, лишь свой тихий стон и наше дыхание. 

Я также объезжала его в Праге, Шульгин тогда вывернул мне душу, а потом трахал до судорог и криков. Не думаю, что они воздерживались, ревную на самом деле, но готова поверить, что они чистые. Артем не стал бы врать, подвергая опасности, зная, что я беременна.

Шульгин тянет руки, гладит по груди, спускаясь на выпирающий животик, делая выпады вперед. Вскрикиваю от резкого проникновения, приподнимаясь на коленях, чтоб смягчить его.

– Медленнее, Артём...не так глубоко…а-а-а-а-а.

Он замедляется, меня колотит изнутри, я снова покачиваюсь на его члене, прикрыв глаза, пока меня не начинают целовать.

Смородина –запах моего личного порока, Громов делает это настойчиво, нетерпеливо, по-другому не умеет. Кровать скрипит, когда он встает на нее, а я цепляюсь за его бедра и возбужденный член прямо перед моим лицом.

Во рту пересохло, веду несколько раз рукой по стволу, сжимая, оттягивая крайнюю плоть, тянусь, облизывая головку. На вкус солоноватый, но я дурею, как последняя падшая женщина на планете, потому что это мой мужчина и я хочу его член.