Смотрю на себя в зеркало, наблюдая там усталую физиономию и горестные складки у рта. Не ошибся ли ты с выбором сестры, Давид? Бью ладонью по рулю. Черт! Нет, Дава, правильно всё. Предательнице нет и не было места в моей жизни...

Она вдоволь посмеялась над тобой, идиот, использовала, окрутила, потом выбросила из жизни, заодно кинув на бабло, вышла замуж за своего самодовольного мажора, так еще и посмеялась, назвав детей именно так! Ева, как ты муженьку объясняла, почему детям имена дала те, которые с любовником придумывала, лежа на песке и любуясь звездами?! Вот дрянь, пропасть твоего предательства, Ева, ширится и ширится! Ты вовек мне за свои деяния не ответишь! Жизни не хватит!

– Ну? – подает сзади голос малышня.

– Что? – беру себя в руки, понимая, что показывать им агрессию и гнев нельзя.

– Ты кормить нас собираешься? – вздергивает знакомым жестом бровь Том.

Горло сжимает спазмом, резко поворачиваю голову к зеркалу и вожу так же бровью. Вот черт! Родинки, бровь, чернявенькие... Вроде и даты совпадают. Беру в руку телефон, захожу на почту, надеясь, что все записи сохранены. Останавливаюсь, красный на светофоре.

Ну же, ну же, листаю дрожащей рукой письма. Вот оно! Как же долго загружается! И тут сзади громко и пронзительно звучит гудок. Телефон выскальзывает из рук. Чертыхаюсь, сдерживая маты, тянусь за трубкой. Беру, смотрю на экран. Сердце бешено колотится. Конец июня, я был прав... Два... Три... Девять?

Осознание собственного отцовства не укладывается у меня в голове, но сомнений быть не может. Сзади снова нетерпеливо сигналят. Быстро жму на педаль газа, отъезжаю влево и останавливаюсь у обочины.

– Потерпите немного, – бросаю близнецам, а сам набираю обманом добытый номер.

Гудки кажутся вечностью, но я так зол, что уже нетерпеливо барабаню пальцами по рулю.

– Слушаю, – мелодичный голос Евы.

– Стариковская, пять, – жестко говорю ей, со злостью сжимая трубку и чуть ли не стирая в крошку аппарат.

– Что? – даже по тону слышу, как она непонимающе хмурится.

Выхожу из салона, хлопаю дверцей.

– Не строй из себя дурочку, Ева. Это мой офис, быстро бросаешь все свои дела и едешь туда! – рявкаю, уже не сдерживаясь, вряд ли дети слышат.

– С какой стати? – спрашивает сдавленным голосом, чем-то шурша на заднем фоне.

– Заткнись! – злюсь, ярость разрывает грудину. – Том и Гектор со мной. Выяснилась одна незначительная, но очень важная новость, ты ничего не хочешь мне объяснить, дорогая?

Цежу слова сквозь зубы, не оставляя сомнений, в каком я настроении.

– Скоро буду, – бросает она и кладет трубку.

Тру переносицу, стараюсь привести эмоции в порядок. И только потом сажусь в тачку снова.

– Так, дети, – вздыхаю, пытаясь казаться спокойным, оборачиваюсь к ним. – Сейчас поедем ко мне на работу, моя секретарша, тетя Лена, накормит вас обедом, а мы с вашей мамой поговорим, хорошо?

Те поджимают губы, смотрят исподлобья, ничего не говорят. В общем, молчание, которое я решаю принять за согласие. До офиса доезжаем в кратчайшие сроки и в тишине.

– Добрый день, Давид Эльдарович! – здороваются сотрудники, а затем оборачиваются мне вслед с изумлением.

Да уж, не каждый день можно увидеть директора в сопровождении детей.

– О! – восклицает один из них, сзади не разобрать кто. – Повеселимся?

Второй близнец выставляет ладонь, а первый хлопает по ней. Ухмыляюсь, с тоской думая, что мне в детстве приходилось играть одному. Хорошо, наверное, иметь брата.

– Доброе ут... – начинает было здороваться секретарь, но я пресекаю, сразу же спихивая на ее попечение детей.