Любочка спрыгнула с места и впорхнула в офис Коннорса. Я осталась стоять возле коробок. Затем она выглянула из комнаты и велела мне зайти.
Коннорс указал мне на стул напротив его стола и, когда зам оставила нас наедине, спросил:
– Что между вам произошло? – Я рассказала в деталях. Он внимательно слушал, даже не перебил ни разу. Затем сказал, глубоко вздыхая: – Слушай, Лилия. Боюсь, я должен быть откровенным с тобой. В бизнесе нет таких понятий, как мораль и честность. Я понимаю твои чувства, я был как ты в твои годы. Но подумай на пару секунд, что дети этого отсталого племени вообще не имеют никаких игрушек, кроме тех, что делают своими руками. Они должны быть счастливы и благодарны, если получат продукцию, у которой срок годности вышел не так давно или внешний вид подпорчен, и поэтому ее не купят здесь. Да, в некоторых резервациях есть торговые лавки, есть магазины на границах с ними, но мы-то продаем дешево! Не считая тех счастливчиков, которые подмяли под себя игорный бизнес или на чьей территории идет полным ходом добыча угля и нефти, основная масса индейцев живет впроголодь – на пособия от государства. Ты жила с ними, ты прекрасно это знаешь. Чиппева бедные. К тому же даты все равно примерные, ты же понимаешь, что никто точно не может сказать, когда уже нельзя употреблять тот или иной продукт…
Я не могла поверить в услышанное. Тем не менее я попыталась до него достучаться:
– Мы же говорим о детях! Этот пластик может навредить их иммунитету, отравить и даже убить. Если производитель ставит даты на этих продуктах, значит, они нужны! – У него было скучающее выражение лица, и я даже не могла поклясться, что он меня слушал. Так или иначе, я продолжила: – А насчет банок, если на них вмятины, это означает высокую вероятность, что там завелись бактерии. У вас есть хоть какое-то образование? – почти уже атаковала я своего босса. – Если да, то вы все это знаете сами.
Он опять вздохнул, но было очевидно, что он разозлился.
– Слушай, девочка. Если хочешь здесь работать и делать карьеру, нужно играть по правилам. Если нет, никто тебя здесь не держит. Ты знаешь, сколько человек хотят получить эту работу?! – поднял он голос и даже стукнул по столу. – Это «Фараон Инкорпорейтед», черт побери!
Я моргнула от испуга, но всего через секунду сказала уверенным тоном:
– Тогда я ухожу.
Когда я собирала свои вещи, Хелен изрекла насмешливым тоном:
– Как быстро… Не каждый может справиться с этой трудной работой, многие ломаются и сбегают, некоторые – слишком быстро.
Я обернулась к ней и парировала:
– Да, не все справятся с этой работой, только сволочи, у которых нет души.
Она разинула рот, затем выговорила:
– Я не с тобой говорю, а с Пэтти.
– Тогда не говори про меня. Или подожди, когда я уйду – так поступают воспитанные люди.
У меня было так мало вещей, что я собралась за пять минут. Но перед тем как покинуть негостеприимное здание, я отправилась в офис Кейджа, чтобы сказать Монике, что ей не нужно оформлять меня. Однако то, что я там узнала, заставило меня позабыть про документы.
В комнате было двое полицейских. Она нависали над сидящей Моникой, которая выглядела напуганной и озадаченной.
– То есть это был последний раз, когда вы его видели? – один из них спросил полуутвердительным тоном.
Она только быстро кивнула дважды – казалось, что секретарь Джорджа забыла, как разговаривать.
– Здрасьте. Что случилось? – спросила я вежливо.
– Вы здесь работаете? – рявкнул второй полицейский, вместо того чтобы ответить.
– Нет, – пришлось мне признаться. Ведь уже нет.