Чтобы сэкономить драгоценное время, я спросила:

– Что мне ему сказать?

– Кому?

Боже, у нее склероз…

– Вашему внуку. Тому, которому я должна позвонить.

– А-а… – протянула она, все еще копошась в сумке. – Запомни дословно или запиши.

– Я запомню, – пообещала я, чувствуя поднимающийся приступ раздражения. Ну сколько еще она будет тратить мое время?

– Хорошо. Так вот, скажи моему внуку, что Темный Лорд все еще нуждается в моем теле как в своей оболочке, и…

Господи Иисусе! Я преодолела порыв осенить себя крестным знамением. Конечно, она не бесноватая, она просто сумасшедшая…

Я не стала слушать окончание фразы, просто развернулась и зашагала прочь, когда она вдруг закричала у меня за спиной:

– Вот он!

Я инстинктивно обернулась через плечо. Женщина держала в руках лист бумаги с какой-то пентаграммой, наложенной поверх фотографии обескровленного младенца. Она зловеще, маниакально улыбалась и указывала пальцем на голову умершего ребенка.

– Вот сюда звони! Прямо ему в темечко!

Я открыла рот, чтобы закричать, но вместо этого побежала ко входу на станцию метро.

В двенадцать я уже была внутри, ожидая своей очереди в комфортном кресле. Невзирая на милый, располагающий интерьер и дружелюбную секретаршу, моя нога, закинутая за другую, нервно дергалась, словно ежесекундно получая разряды тока. Картина по-дьявольски ухмыляющейся старухи, указывающей морщинистым перстом на голову убитого младенца, не покидала моего сознания ни на минуту с тех пор, как я дала от нее деру. Оставалось надеяться, что картинку эту она взяла в интернете… Или все-таки нужно было позвонить в 911?

Секретарша, видя, как я покусываю губы, мягко предложила:

– Не желаете ли травяного чая?

– Нет, спасибо.

Отлично… Травяной чай… Предлагает ли она его каждому, или только тем соискателям, у которых явно шалят нервишки? Теперь из-за этой полоумной карги я не получу работу и провалю миссию!

Плохое слово, плохое слово!

Я сморщилась и покосилась на девицу. Она вела себя так, словно ничего не случилось. Принимала факс, попутно орудуя пилочкой для ногтей. Надеюсь, Лед не она. Предполагалось, что все они (я отчаянно старалась не использовать подозрительные слова, а местоимения казались вполне безопасными) мужчины, но ведь ничего не известно наверняка.

Дверь открылась, из помещения вышел мужчина, попрощался с секретаршей, меня же одарил свирепым взглядом (почему? Просто потому, что он тоже соискатель и посчитал меня соперницей?) и ушел. Девушка глянула на меня:

– Мисс Эванс, вы можете зайти.

На двери, добротной, из качественного темного дерева, была табличка «Джордж Кейдж. Директор по кадрам». Сам мистер Кейдж был высоким, худощавым, рыжим и молодым – от двадцати пяти до тридцати.

Когда я зашла, он поднялся (вот как я узнала его рост), неуклюже перегнулся через стол и подал мне руку. Мы сели друг напротив друга, между нами стояли лишь монитор его компьютера и органайзер с ручками.

– Мисс Лили Эванс, верно?

– Да, верно, – кивнула я и подарила ему очаровательную улыбку.

Он начал печатать. Затем уточнил:

– Вы пришли на должность переводчика с языка чиппева?

– Да.

Он снова что-то напечатал, затем произошло еще одно мистическое событие. Он посмотрел на меня и сказал:

– Поздравляю, вы приняты.

– Чего?!

Он повторил с широкой, какой-то даже солнечной улыбкой:

– Я говорю, вы приняты на работу.

И это все?! Что тут творится?!

Его взгляд изменился: щепотка беспокойства была добавлена к счастью и нежности.

«Две линии не одинаковы!» – глубоко под поверхностью.

– Я имею в виду… Я ожидала каких-то вопросов… об образовании и опыте… еще что-то, может быть.