– Нет, не каждого, слишком опасно. Они в конце концов заметят твои милые пикники в парке. Люди в подчинении у этого человека обязаны замечать все, что достойно внимания. Четкая повторяемость каких-то событий – как красная тряпка для быка.

– Тогда… когда? – Он не ответил. Немудрено. – Когда я узнаю что-то важное? – Он слегка кивнул, все еще наблюдая за утками.

– Ты сегодня не очень словоохотлив, как я посмотрю… Ладно, если я узнаю что-либо важное, но сегодня двадцать второе, должна ли я ждать целый месяц, чтобы сообщить тебе, или, может, все-таки есть способ связи для экстренных случаев?

– Мы не можем себе позволить другой способ связи, уж прости, девочка. Но в твоем примере пусть это будет обратная дата, то же время.

– Что ты… – На сей раз до меня дошло до того, как я закончила фразу. – Двенадцатое?

– Ага.

Я быстро подчитала.

– Но ведь еще целых три недели между двадцать первым и двенадцатым! Это глупо!

Он все еще смотрел за утками, но его рука быстро среагировала, будто бы жила своей жизнью – схватила мое запястье так резко и сильно, что я пискнула от боли и неожиданности. Все еще не глядя не меня, он строго, хоть и полушепотом отчитал:

– Это Фараон, тупая ты кукла! Если ты говоришь мне, что собираешься провалить всю операцию, я убью тебя прямо сейчас! Ты что, не понимаешь? Мы должны, обязаны упечь его!

Я освободила запястье из его цепкой хватки, жалуясь:

– Что с тобой? Мне больно!

– Приходится делать тебе больно, чтоб до тебя наконец дошло, с чем ты собираешься иметь дело. Понятно?

– Да, сэр, есть, сэр! – взяла я под воображаемый козырек.

– Это не смешно. Ты умна, но не самая умная. Поэтому, если есть приказы, ты должна подчиняться. Ты должна думать, что кто-то уже все продумал, все просчитал, а ты просто не настолько важная пешка, чтобы тебе сообщать о мотивах. Понятно?

– Да. И я для вас не важна, и, как выяснилось, мой брат для вас тоже не очень важен, потому что миссия по его спасению – далеко не первый пункт в моем списке!

Он вздохнул и начал разговаривать как воспитатель детского сада:

– Я знаю, что ты напугана и переживаешь. Но есть вещи, которые человек просто должен сделать. Ты должна помнить о том, что общее благо важнее, чем проблемки отдельно взятой семьи.

Я хотела сказать ему, что жизнь моего брата не «проблемка», но решила не продолжать этот спор. У офицеров и солдат своя логика, которую мы никогда не постигнем. Приказы, приказы, приказы… ФБР или казарма – какая в сущности разница?

– Есть еще инструкции или приказы, – выделила я последнее слово, – или я могу идти?

– Да, есть. Никогда не думай о своей миссии. Никогда не записывай ничего, относящееся к твоей миссии. Если чувствуешь, что тебе нужно подумать об этом прямо сейчас, но ты в комнате не одна, убегай в туалет, думай и возвращайся. Но, так как мы не уверены, что Лед может читать мысли только лицом к лицу, лучше не рискуй.

– То есть вы не знаете, сможет ли он прочесть мои мысли через туалетную кабинку, я правильно понимаю?

На этот раз он посмотрел мне в лицо.

– Ты снова шутишь?

– Нет. – Я почесала бровь, затем спросила: – Вудс, может быть, ты хочешь работать в месте, где, чтобы подумать, ты должен бегать в комнату для мальчиков? Да и то не чаще одного раза за день. Так давай. Я рада поменяться местами. Если нет, то хорош осуждать.

– Ладно, – вздохнул он, – ты победила. Я затыкаюсь. Делай что хочешь.

Мы посидели в тишине некоторое время, углубленные в мысли, каждый в свои. Наконец я поднялась, разгладила юбку и спросила:

– Финальный совет будет?