— Заснула? — спросил староста. — Давай к столу. Что знаешь, говори!

— Пока ещё мой язык при мне, выскажусь, — Юхиму налили стопку. Травник опрокинул ее для успокоения нервов, потрепанных во время лечения безутешной матери Левка. — Колдовство тут в основе, иль нет, а убийца — весьма суеверный. Не потому ли он отрезает жертвам языки, чтобы явившись своим родным, скажем, во сне, они не могли открыть, кто их убил? Если это человек простого ума, не слишком образованный или безумный, он мыслит напрямик — нет языка, никто не узнает его имя и приметы. А то ведь у нас немало умельцев духов вызывать. Большинство, разумеется, шарлатаны, но народ в это верит! Как вам версия?

— Погоди, а глаза почему тогда не…

— Зрение не так важно. Сами говорите, напасть сзади можно, темнотой прикрыться. По народным поверьям, мертвые иначе видят, чем живые. Они по смерти всегда будто с закрытыми глазами. Да пусть даже и видели убийцу, как показать то? Вот назвать имя — дело другое.

— А написать, буквами… на этих, вызовах духов, знаете, блюдце по буквам ходит, — живо заинтересовался урядник.

— В том-то и дело, язык — не только речь, а вся возможность общаться и указать убийцу. Кто ко мне за травами и пчелиным ядом от радикулита приходит, а через слово начинает жаловаться на сглаз и порчу — верят именно так, уверяю вас.

— Может, ты и прав, Юхим. Запишем, подумаем, — похлопал травника по плечу Василь Семенович. — Если подтвердится, когда поймаем ирода — проси чего хочешь. Премию тебе выпишу за помощь в расследовании. Ну, помянем Левка, хороший хлопец был, такой молодой…

Мужчины выпили, не чокаясь.

4. 4.

— Нельзя, никак не нельзя его на общем кладбище хоронить! Не по обычаю!

— Глупая ты, Степановна, что болтаешь? Это ведь сынок старосты! Известно, похоронят на почетном месте.

— Никак нельзя! Сама глупая, Никитична. Не своя смерть у парня, до срока умер, да ещё и убили! Если уж непременно хотят, голову нужно лицом вниз положить, чтобы Левко, как ходить начнет, дорогу к нам не нашел и никого не узнавал.

— Вот язык твой, что помело! Когда упыря хотят уложить навечно, ему что?.. Голову отрубают! А тут и так уже… на всём готовом. Не встанет он!

— А я говорю, встанет! Девяти дней не пройдет, как начнет ходить и народ пугать! Правильно было, где голову нашли, на площади, тут и хоронить, — не унималась Степановна.

— Бабы, слыхали, урядник с собакой всё селение обошли, язык ищут! Говорят, языка у покойного нет. А вы-то знаете, Левко никогда за словом в карман не лез, язык у него длинный и острый был, вот ведь ирония какая…

— Само собой, нету, — совершенно не удивилась Степановна. — И не найдут! Язык давно уж где-то зарыт, чтобы Левко не выдал убивцу…

— А я так думаю, несколько их было, — авторитетно заявила Никитична. — И главная у них — девка. Отомстить хотела, видать, было за что. Чую, женский это почерк. Больно жестоко для мужской мести.

— Вот я говорю, глупая ты, Никитична. Все ведь знают, кто убивец, и почему языка нет. Болтал Левко много и кого последнего поминал? Двоедушника Марко! Ночью Левка убили? Ночью, когда все спят… Примета верная.

— Как вам не стыдно такое говорить, — не выдержала Орина. Красавица была тут же с семьей и слышала бабьи сплетни. — Марко тут ни при чем!

— Ага, ага, будто не знаем, чего ты двоедушника защищаешь, — мигом спелись спорщицы. — Сох он по тебе сколько лет! Всё детство за тобой бегал, а ты его только жалела. Вот и сейчас жалеешь! Сами ведь говорили, Левко недобро высказывался о двоедушнике. Дрались они разве мало? Так теперь вот убил…