- А ты клянешься, - мишка под боком, на лбу стараниями его рук прохладный мокрый платок. - Что в аварии никто не пострадал?

- Клянусь. 

- А почему папа разрешил меня забрать?

- Потому, что он понял. Что я тебя люблю и всё для тебя сделаю. Будешь спать?

- А ты? 

- А я здесь.

Во сне повторялась та ночь, дерево, дымящийся капот. Потом ещё три недели слабости и постельного режима. А он был рядом, сам готовил бульоны, сам делал уколы, давал таблетки, кормил с ложечки.

А потом я поверила, он же поклялся.

А теперь всё.

В горле першит, пью минералку.

Столик в уголке, только для своих, тут можно отдыхать между песнями.

Музыканты ещё играют, красивая мелодия, к ней и текст не нужен.

Украдкой смачиваю водой салфетку и промокаю лоб.

Ох, плохо мне что-то.

И его нет, чтобы подсунуть мишку под бок, заверить, что все пройдёт.

Взглядом провожаю официантку и думаю попросить телефон. Свой-то я разбила.

А надо позвонить Гене. 

Ведь из полиции или больницы мне ничего не сообщили. А Гена длинный нос, откуда-то всё разнюхал.

Очень это странно. 

- Привет, - голос похож на мой, звучит над головой.

Оглядываюсь. 

Такие же темные волосы, только длинные, темные глаза, бледная кожа.

Сестра.

Пришкандыбала.

Она обходит стол, без приглашения плюхается напротив. Не сдала в гардероб куртку - дутую, белую, короткую на три размера больше. Она убирает пушистый мех, что лезет ей в рот и неловко улыбается.

- До тебя, как до президента - не дозвониться, - складывает ладони перед собой. - Мама вам с Адамом с самого утра набирает. 

Смотрю на нее и пью минералку. 

Что говорить - не знаю. И не хочу.

И в ресторан я зря приехала, еле хожу. Не профессионал совсем, на сцене отключиться так и не смогла.

- Я на работе, - трогаю собранные наверх волосы. - Позвоню. Все нормально. 

- Да вряд ли. В общем, - сестра наклоняется, грудью ложится на стол. - Мама передала, чтобы ты ехала домой. Хватит. Не умеешь ты пока жить самостоятельно, - она вздыхает. - Адам тебя поймет. 

- Всё? - изгибаю бровь. Козыряю у виска. - Будет сделано, хозяин.

- Чего ты опять? - она тянет руку, касается моих пальцев. - Все за тебя переживают. Мама жалеет, что отец тебя отпустил. Родители...

- Родители мне дома тюрьму устроили, - вырываю руку. - Тебя проморгали, взялись за меня. 

- Яна, - она шикает, нервно оглядывается по сторонам.

- Девятнадцать лет Яна, - шумно двигаю стул, встаю. - Не надо лезть ко мне. К тебе ведь никто не лез.

- Так не лезли, - она кивает, откидывается на спинку. - Потому, что мой муж не держит подпольный Лас-Вегас. А фамилия твоего Адама на весь город гремит. И...

- Твоя фамилия два года назад ещё хлеще гремела, - огрызаюсь.

Она замолкает. Пальцем трогает какую-то крошку на столе. Откашливается.

- Я не ругаться приехала. 

- Могла не утруждаться, - буркнув, отворачиваюсь. Рассматриваю посетителей, краем глаза кошусь на сестру, жду, когда она уйдет.

Она сидит.

Я стою.

Подбрасываю в руках бутылку с минералкой, смотрю на сцену - мне скоро выходить. Смотрю на мужчину в черном пальто, что лавируя между столиками пробирается к нам - высокий, русоволосый красавчик, влюблен до смерти в ту, что сейчас нотации мне читала.

- Ты ещё и мужа привела? - пораженно хмыкаю. - Вам заняться больше нечем?

- Перестань, - она морщится, тоже встает. - Не хочешь к родителям - поехали к нам.

- У меня есть дом, - медленно закипаю, еле сдерживаюсь. Старшая дочь истрепала нервы родителям и они взялись за младшую, если бы не Адам, меня бы так и водили за ручку, на учебу, с учебы, душили опекой. - Уходите. Или я охрану позову. Скажу, что вы сутенеры. Пристаете ко мне.