Главное, не начать относиться к ним, как к людям, напомнила я себе после того, как попрощалась с последней на сегодня посетительницей, хозяйкой Гарика. Я стараюсь не запоминать имен посетителей, потому что многие приходят по одному разу, и если помнить всех, то голова пухнет от ненужной информации. Не запоминать имен случайных посетителей, не называть кошек и собак человеческими именами… Это просто рекомендация самой себе. Себе-человеку от себя-психолога. Это не истина, не абсолют. Да и в чем он – абсолют? Когда всё так быстро меняется в жизни, все наши устойчивые фундаменты и незыблемые стены. Падают, складываются от ветра, рассыпаются в прах, как будто их и не было.

Есть темы, которых я всеми силами пытаюсь не касаться с моими посетителями. Политика, интимные отношения, криминал. На темы политики бесполезно спорить, иногда ко мне приходят те, кто отчаялся найти сотоварищей в семье. И человек надеется если не найти во мне друга, то хотя бы выкричать здесь всё, что накопилось. Если слушать интимные излияния, то можно подвинуться рассудком, и я все-таки не сексопатолог, хотя многие этого не понимают и пытаются рассказывать мне то, что и другу за бутылкой не расскажут. А мне – можно, у меня на двери написано «Психолог», я должна внимательно слушать и не морщиться, не смеяться, не выгонять посетителя.

Что же касается криминала, то я по неопытности в первый же месяц работы чуть не попала под суд, потому что выяснилось, что «покрывала преступника», то есть попала под статью 206.5 Уголовного кодекса «несообщение о преступлении», хотя не знала ничего точно, только догадывалась. Пока я пыталась понять, не о себе ли случайно рассказывает человек, фактически ограбивший свою сестру, на него завели уголовное дело. Все закончилось купленным диагнозом, трудным примирением родственников, недолгим пребыванием моего клиента в психиатрической лечебнице. У человека были остатки совести, которые не давали ему спать спокойно и привели его ко мне, и слабая психика, поэтому он чуть было не остался надолго в психиатричке. Но я обожглась и теперь очень осторожно и внимательно слушаю упоенные или сдержанные рассказы моих посетителей. Не кроется ли в них гипотетическая статья Уголовного кодекса.

Григорий – так звали того посетителя с говорящей фамилией Хлюпов – сначала долго придумывал, как отобрать у сестры квартиру, которая ей совершенно не нужна, потому что есть участок, огород, а на огороде – сарайчик с ведрами и лопатами, при желании в нем можно жить. Придумал, отобрал, сестра сначала даже не поняла, что произошло, Григорий квартиру быстро продал, половину денег спрятал, половину положил в ненадежный банк под большие проценты. И стал регулярно видеть во сне покойную мать, общую с сестрой. Мать то гладила его по голове и молча плакала, то просила на проценты купить свечек, самых дешевых, тоненьких, и поставить их в чистом поле, то звала к себе, обещая угостить домашними варениками с вишней, которые делала ему в детстве (и Григорий их очень любил, часто покупал теперь готовые), то лежала в гробу мертвая, и Григорий плакал над телом, понимая, что это конец – конец всего. Мать ни слова не говорила про сестру, как будто ее и не было, не укоряла его, наоборот, очень ласково и душевно с ним общалась.

Григорий рассказывал мне всё это не о себе, а как будто о своем друге, которому очень плохо, и спрашивал, что тому делать, чтобы мать больше не снилась и ночью его не мучила. Первый раз я почти поверила, что он так беспокоится о своем армейском товарище – мужчины умеют дружить, в отличие от большинства женщин. Но когда он пришел ко мне еще и еще раз, я заподозрила, что рассказывает он о себе, тем более, что он сбивался и говорил «я, мне…»