Томасине пришлось проглотить и грубость, и простецкое прозвище: чарка с вином и тепло сторожки были важнее.

— Меня зовут Томасина Тарт. Я ехала в клан Морозного Пса. Ловить дракона для Академии. На перекрестке подумала, что приеду очень рано, — соврала Томасина и затрепетала ресницами, чтобы вранье проскочило, — решила осмотреться, как тут и что. Я так далеко на Севере в первый раз.

— Оно и видно, — буркнул Холег. — Будешь думать своей красивой задницей вместо головы — первый раз станет последним.

— А метель надолго? — спросила Томасина, потому что вино имеет особенность заканчиваться, а проситься ночевать не хотелось.

Вроде ее не гнали, но ощущать себя столичной дурочкой было не по нраву. Откуда ей знать коварство местной погоды? И какое дело этим двоим до ее задницы! Грубияны.

— Сейчас еще не метель. Так, сыпет немного. Буран начнется часа через два. Для февраля — обычное дело. Снег липнет — значит, будет кружить до завтрашнего обеда. Потом вдарят морозы, станет светлее. Если не хочешь, чтобы тебя нашли по весне в растаявшем сугробе у дороги — сиди на попке ровно, — почти дружелюбно посоветовал Олаф.

Ну вот опять! Кабацкая пошлость так и перла из этих двоих. Дикари!

— Да я вроде никуда и не бегу, — соврала Томасина.

От обоих северян веяло яркой опасностью. И чем-то еще, отчего по шее бежали мурашки. По сравнению с Ингваром они выглядели как дикие лесные коты рядом с котом домашним, у которого и сметана каждый день, и полон амбар мышей. Эти мышей добывали когтями и клыками. Или сталью.

Татуировки клана на лице, выносливость к холоду и грубая речь тревожили. Волновали. В приличном обществе не было принято говорить про некоторые части тела. Вслух. Обходились куртуазными шуточками. А тут за пару минут Томасине отвесили кабацких похвал больше, чем за всю жизнь.

Но как пожалуешься? В чужой монастырь пришла. И так пустили, обогрели, коня спасли, вина дали. Надо потерпеть. Подумаешь, грубая речь. Томасина не сахарная, не растает. Наверно.

3. Глава 3. Простой путь

В сказанных грубостях был оттенок восхищения, но все равно слышать их было непривычно. К ней первый раз в жизни обращались без обычного сословного почтения, да еще и с толикой жалости.

У этих хамов точно не возникает проблем с ловлей драконов! Интересно, как в их меченые головы влезли знания по ветеринарии, которые в Томасину впихивали все лето?

Пришлось отхлебнуть еще вина, распустить снизу косу — чтобы просушилась, и, уже чувствуя хмель в голове, напоказ лениво пожать плечами:

— Просто хотела осмотреться перед Охотой на драконов. Я только прирученных видела. И не в горах.

— Рановато приехала, — сказал Олаф и отправил в рот полоску мяса. — Хотя в эту зиму драконы проснулись раньше. Оттепель, потом морозы. Вчера вроде как Старший Псов уже выехал смотреть зверей. Только я не видел, вернулся или нет.

— Я видел. С дозорной башни с утра. Заметил, как он спускался с перевала. На лошади, — выделив последнее слово, сказал Холег, тяжело опустился на шкуры и пошерудил в камине кочергой, заставляя подернувшиеся пеплом угли разгореться. Закинул пару поленьев, плеснул себе вина и лениво потянулся, словно сытый хищник.

Олаф удивленно присвистнул:

— Ингвар пришел без дракона?

— Похоже. Он вроде в кабаке недавно хвалился, что будет для кого-то ловить особенного дракона. И у этого кого-то — очаровательная задница. Не про тебя речь, птичка?

Томасина только фыркнула в ответ. Как же, про нее! Это же про… Видимо, на лице у нее отобразились все эмоции, потому что Олаф приподнял бровь: