– Не могу поверить, что мы со всеми своими армиями, самолетами и железными монстрами на гусеницах умудрились проиграть эльфийским варварам верхом на лощадях. Разве я за это проливал кровь в Верденской мясорубке? – жалобно произнес усатый француз в выцветшей синей шинели. Безучастный Фрэнк безошибочно определил в нем пришлого с паспортом верноподданного.

– Куда катиться этот богом забытый мир? – добавил не сразу солдат, переживший свою эпоху и лишившийся армии и даже страны, за которую он некогда сражался.

В помещении вновь установилось молчание, разбавляемое незамысловатым гитарным мотивом. Фрэнк вслед за Олафом потушил сигарету.

– А за кого ты сражался, Бернард? – с отчетливым негодованием в голосе поинтересовался эмигрант из Италии, наверное, он снова хотел выслужиться перед своими немецкими коллегами, чтобы почувствовать себя своим среди них.

Усатый солдат с уставшими глазами в ответ лишь неспешно осушил бокал с розоватым содержимым и вытащил из кармана шинели горсть франков. Его короткие движения казались математически точны и неотвратимы, от чего все присутствующие, включая надоедливого итальянца, поняли, что он проснулся на улицах последней столицы совсем недавно и, возможно, еще неделей ранее в глубоких окопах с крысами отбивался от бесконечных атак кайзеровских полчищ.

– Не все ли равно? Здесь, вдали от дома, нашей Родины или даже своей эпохи мы все братья, и, как настоящие братья, должны держаться друг друга, – поддержал солдата и всех остальных старик с бригадирской повязкой на плече. После его слов среди музыки в зале вновь зазвучали довольные голоса посетителей, а Олаф смог убрать ладонь с рукояти ружья под барной стойкой.

– Остатков общечеловеческого сострадания парижан и гвардейцев хватило, чтобы принять верноподданных даже без лишней войны. Кажется, впервые за все время существования люди вне зависимости от цвета кожи, расы, пола, вероисповедания и предпочтений в политике и пиве сделались равными, – искренне усмехнулся безучастный герой в пальто и старомодной шляпе, а улыбчивый Олаф, приняв скорее даже по-отечески заинтересованный вид, закурил еще одну сигарету. Дно пепельницы наполнилось смятыми окурками из дешевой бумаги.

– Не так-то и просто враждовать внутри бетонных стен, что ограничили весь старый мир одной столицей. К тому же у людей, наконец, появился общий враг – иностранцы, – закончил свою непредумышленно предосудительную речь Фрэнк, к тому времени несколько рабочих уже удалились из помещения, предварительно расплатившись варварскими, по их мнению, монетами.

– Могу лишь искренне посочувствовать человечеству, если вашему племени, чтобы осознать эту простую истину пришлось столкнуться поступью белого тумана и проиграть в войне с эльфийскими варварами. В моем королевстве все было несколько проще: наследственные дворяне вместе со своими верными слугами изредка враждовали друг с другом за трон, не вмешиваясь в жизни рядовых граждан, – придался воспоминаниям Олаф, провожая взглядом уходящих посетителей, однако вскоре манерный бармен снова предположил: – Кто знает, быть может, причиной этого было лишь только долголетие?

В такие моменты Фрэнк ловил себя на мысли, что снова чувствовал себя провинившимся мальчишкой в ожидании отцовского наказания. Это мысленное наблюдение позабавило героя.

Рабочие местной мануфактуры спешили на смену во главе с бригадиром, даже усатый француз в синей солдатской шинели пошел за ними следом, расплатившись ненавистными варварскими монетами с изображением вождя в королевской мантии из изысканных тканей и неповторимых ювелирных украшений.