– В очередной раз затеял перестановку? – поинтересовался внимательный посетитель, когда Олаф забрал пустой бокал перед ним. – Мой старый друг, разве в этом есть смысл, если сюда приходят, чтобы выпить розового сахару перед сменой на мануфактуре или, как в моем случае, работой в мастерской?

На лице юноши проступила легкая улыбка. Пара пьяных чумазых рабочих в шумном зале продолжала ругаться с небезызвестным шулером на ломанном немецком языке.

– Полагаю, даже если бы у них в карманах водились хоть какие-то деньги, они бы не изменили своим привычкам, точно также как и каждодневным спорам, – задумчивым голосом ответил бармен, потирая грани стеклянного бокала тряпкой, будто бы в этом незамысловатом действии скрывалась какая-то истина, известная лишь одному Олафу.

Музыкальный автомат в центре зала ненадолго затих, словно намеренно заставив всех присутствующих замолчать в многозначительной паузе, прежде чем зазвучала следующая композиция.

– В привычках так легко забыться и не думать о происходящем вокруг безумии, утопив ужас вселенской тоски в бокале розового сахара. Не думаю, что нас уже кто-то осудит, – выждав еще пару секунд, заключил герой, без труда обобществляя себя со всеми обитателями последнего города.

– Ты как всегда правдив и поэтичен, Фрэнк, – по-доброму усмехнулся манерный юноша, что порой казался герою вовсе неживым, ведь благодаря крови иностранца Олаф почти полностью избегал старения. – Хотя разве с кем-то еще мне в подлинном спокойствии удастся вести столь занимательные беседы, не развязывая побоища с ущербом в несколько сотен монет для «Вавилона»?

Фигуры собеседников у барной стойки оставались неподвижны, ткань ангельской одежды хозяина заведения терялась в причудливой игре полутеней под тлеющими томно свечами на старом канделябре, лишь этикетки на бутылках в шкафу перед героем сгорали в свете их прикосновений.

Часто молчаливый Фрэнк уважал старого приятеля во многом, потому что он отчетливо осознавал цену своих слов. Даже сейчас добродушный и внимательный Олаф в отглаженном костюме прекрасно знал, о чем говорил, ведь кровавые побоища зачастую без явных причин происходили здесь с завидной регулярностью, и на этот случай юноша держал под стойкой заряженное ружье.

В «Вавилоне», впрочем, как и в других подобных заведениях, действовал ряд негласных правил, например, мало кому из посетителей кроме героя позволялось вот так запросто сидеть у стойки, беззаботно о чем-то беседуя с Олафом. Толи от одиночества, толи от обаяния Фрэнка они были хорошими приятелями и долгими вечерами часто проводили время за отстраненными разговорами.

– Здесь ты, безусловно, прав, – согласился Фрэнк, вслушиваясь в пьянящий джазовый мотив, всего на мгновенье ему даже показалось, словно в помещении в действительности присутствовал виртуозный саксофонист, а за место музыкального автомата ему аккомпанировал настоящий пианист. Мелодия отозвалась горькими воспоминаниями, которым герой тут же нашел толкование: – Полагаю, мы уже исчерпали тягу к бессмысленному насилию на фронте последней войны, а ты за свои годы, почти наверняка, повидал куда больше.

Фрэнк вытащил из кармана пару затертых нумлонов чеканки эльфийского банка, чтобы следом положить их на стол перед собой, Олаф, задумавшийся над последней фразой собеседника, не торопился забирать плату.

Золотые монеты в свету тусклых огней отливали изумительно детальным рельефом с изображением одного из королей какой-то далекой страны, так после конца света теперь было принято называть иные миры, лицо уже стерлось до безобразия, но пышный герб меж двух сторожевых башен еще оставался различим. Фрэнк уже давно заметил, что эльфийские монеты блестели всегда одинаково, словно только именно по этой причине нумлоны вошли в оборот внутри периметра городских стен и имели одинаковую цену во всем Париже, без труда вытеснив разнообразные цветные бумажки старого света.