– Кто?

– А, ну вы ж не культуролог, – словно пояснила что-то Роза для себя. – У нас, сибиряков, так мелких демонов называют, которые души воруют у людей и болезни насылают. Они оборотни и могут прикинуться кем угодно. Вообще я слышала слово «шолмосы», но это у бурятов вроде. А отец мой всегда говорил «шулмусы».

– И что шаман? Делает что-то демоническое? – в голосе Вадима даже экстрасенс не услышал бы иронии.

– Не знаю. В лесу гуляет постоянно. А так… Мы стараемся к нему не походить.

– А он не боится заходить в лес? Человек новый. Местные-то знают, куда можно идти, а куда нет. Вдруг на болотах утонет?

Как я поняла, Вадим пытается выяснить привычный маршрут шамана, чтобы его найти.

– Нет, болота дальше, километров с тридцать от нас. Он гуляет по колее, выходит на поляну. Там много ягод у нас. Черника, клюква и морошка. Ты только, Вадик, если сунешься в лес, один все-таки не ходи. А если и пойдешь – то по тропинке. От продмага начинается довольно широкая, где все ходят. Но смотри, все подряд в лесу не собирай. У нас тут белена есть, она ядовитая. Иногда с маком путают. Хоть и не красная, но семена на мак похожи. Нарики тут бегали, собирали. Говорят, из нее делают снадобье свое, наркоманское! С дурманом мешают. А еще маки воруют у нас на участках…

Вадим заверил, что не собирается есть белену и воровать маки. Беседа перетекла на медленное увядание глубинки. Все переезжают в города, кто в Томск и Новосибирск, кто в Москву и Питер подается. В деревне полно заброшек. Есть одна такая и напротив Розиного дома. Ей уже пару дней мерещится, что там кто-то ходит. Тут колония строгого режима неподалеку, и Роза боится, что кто-то сбежал и поселился здесь.

– А что, объявляли, что кто-то сбежал?

– Нет, – помедлив, ответила женщина. – Но они же будут скрывать, чтобы не сеять панику! И чтобы народ не злить! От нас все всегда скрывают.

Вадим решил успокоить женщину, предположив, что там живет привидение. Вдруг хозяин хаты, переехавший в город, умер? Вот и душа его слоняется в привычных декорациях. Подумав, вдова с ним согласилась. (Слушая эту часть диалога, я беспрестанно хихикала.)

Наконец-то Вадим, вооруженный полезными ориентирами, отправился на прогулку, а я подошла к окну и выглянула во двор. Мое окно выходило в торец здания, здесь ничего примечательного не было. Соседи все с другой стороны, тут просто лес за забором.

Распахнув недавно покрашенную створку, я впустила в помещение мощную струю свежего воздуха, вызванную сильным, почти ураганным ветром, и одиозную смесь ароматов: сено, цветы, хвоя и навоз. Что для какого-нибудь московского бутика – жуткая жуть и вонючая вонь, то для здешних мест вполне адекватное, сочетаемое явление. Как и в любой деревне, здесь и косили, и удобряли. Звуки газонокосилок, кстати сказать, полностью отсутствовали, вопрос: это потому что их в принципе здесь нет и прогресс еще не вытеснил ручные косы или просто так совпало, что в данную минуту никто ими не орудовал? «Вадим же сказал, что в обед никто на улицу не выходит и тем более не пашет», – напомнила я себе и подняла глаза на небо. Верхушки деревьев, чаще хвойных, упирались в лазурный небосвод. Я снова начала думать о сочетаниях и контрастах и о том, что темное хаки приятно смотрится на фоне ярко-голубого, когда вдруг резкий ветер чуть не сдул меня вглубь комнаты, а рама, вырвавшись из рук, стукнула, захлопываясь.

– Окна лучше не открывать сегодня.

Я вздрогнула и резко обернулась. Оказывается, движение створки вызвано сквозняком: Людмила без спроса открыла мою дверь. Увидев выражение моего лица, она быстро добавила: