Филипп просмотрел все описания Козловым своего путешествия в Хара-Хото, обращая особое внимание на ориентиры местности, указанные генералом.

Нельзя теперь, казалось, согласиться с отсутствием данных о местонахождении древнего города, как утверждала Фатима. Они были. Однако задача усложнялась тем, что многие названия рек, гор и городов давались применительно к началу девятнадцатого века русскими исследователями в соответствующей транскрипции, тогда как спустя почти два века на современных картах таких ориентиров уже не имелось, а те, что остались, отличались в написании. Писатель даже открыл политическую карту Китая и Монголии, но ничего похожего на описание местности в заметках Козлова не увидел. Эх, придётся искать.

Не владея ни китайским, ни монгольским языком, а также не будучи специалистом в истории и культуре азиатских регионов, Смирнов, вспоминая слова Фатимы, задумался: что он будет делать, оказавшись в Китае, на территории которого, недалеко от границы с Монголией в пустыне Гоби, лежал город Хара-Хото?

Ехать туда одному было бы глупо. Следовательно, придётся искать эксперта, согласного на отчаянное путешествие с ним вместе.

Первой мыслью стало – обратиться к дяде. Профессор лингвистики, историк, Пётр Иванович Смирнов вращался в научных кругах, в том числе среди археологов, владеющих нужными знаниями о Китае и Монголии. Но обращаться к профессору сразу показалось Филиппу пустой тратой времени. Вернувшись из Даурии, писатель первым делом встретился с дядей рассказать об исследованиях матери – сестры Петра Ивановича, о её посещении мыса Рытый, о предположениях, что там находилась могила Чингисхана, и найденном там ключе с тангутскими иероглифами. Профессор отреагировал скептически и агрессивно, в отличие от того же Оболенцева, подвергнув все аргументы писателя сомнению и завалив научными опровержениями относительно захоронения великого монгола. Даже ключ, показанный Филиппом, не вызвал в Петре Ивановиче никакого интереса, поэтому ещё один разговор с ним мог лишь добавить напряжённости в их отношения.

Вторым вариантом была Майя Вербицкая. Она имела докторскую степень по античной археологии и преподавала в МГУ. Девушка – протеже профессора и часто поддерживала Петра Ивановича в спорах с Филиппом, но, если поговорить с ней наедине, возможно, её реакция на авантюру писателя будет иной. Ситуация лишь осложнялась тем, что у Смирнова и Майи имелась в прошлом своя непростая история. Они встречались много лет назад и расстались по инициативе писателя. Майя тяжело пережила разрыв, а когда всё, казалось, позади, Филипп решил возобновить общение. Естественно, женщина не дала второго шанса, и душевные муки начали уже теперь беспокоить Смирнова. Но и это было пару лет назад. Сейчас оба жили своей жизнью, не вспоминая и не надеясь вернуть прошлое. Однако каждый раз, общаясь с Вербицкой, Филипп ощущал грустное чувство по упущенному и ушедшему счастью.

Глава 17. Москва. Понедельник. 13.05

Такси остановилось на проспекте Ломоносова у здания, относящегося к Московскому государственному университету имени М. В. Ломоносова и называемого Шуваловским корпусом. Это был первый учебный корпус на новой территории МГУ многофункционального профиля. Здание смотрелось монументально и стояло фронтальной частью в сторону основного, старого корпуса университета. На ступеньках, ведущих ко входу, толпились студенты, и Филипп, пройдя мимо молодежи, зашёл внутрь. Неоднократно бывая здесь, когда они с Майей встречались, писатель быстро нашёл нужную аудиторию, где преподавала Вербицкая. Занятия ещё не закончились, и Смирнову пришлось подождать.