Лючетти тоже получил тридцать лет тюремного заключения, однако вскоре был принят закон, карающий смертной казнью тех, кто попытается совершить покушение на Муссолини. Личность его стала неприкосновенной, как и личность самого короля.

На улицах Рима появились надписи, увековечивавшие слова дуче, сказанные им с балкона дворца Чиги сразу же после неудачного покушения Гибсона: «Если я пойду вперед, следуйте за мной; если я отступлю, убейте меня; если же погибну, отомстите за меня!»

Тучи над страной месяц от месяца все более сгущались. Когда же сорокасемилетний префект Генуи Артуро Боччини был назначен начальником итальянской полиции, Италия окончательно превратилась в полицейское государство. Боччини был хитрым и жестоким человеком, однако годовой бюджет его ведомства, составлявший 500 000 фунтов стерлингов, и 12 000 специальных агентов говорили в его пользу.

При Боччини ни один прохожий не мог подойти ближе чем на пятьсот метров к жилищу Муссолини на улице Виа Раселла, а дороги от дома до министерства перекрывались два раза в день. Каждый метр железнодорожного полотна, когда дуче совершал какую-либо поездку, заранее обследовался переодетыми полицейскими, получившими прозвище «летучие мыши». Перед официальным открытием какого-нибудь нового здания или сооружения агенты тщательно проверяли их на наличие подрывных устройств с часовым механизмом. Если он отправлялся на купание в район Лидо, в пригороде Рима, то другие агенты под видом землекопов или дорожных рабочих проверяли каждый метр дороги.

Для обеспечения безопасности властей принимались и другие меры. Так, каждый вечер в 10 часов по всей стране раздавались телефонные звонки в полицейских участках для уточнения числа задержанных без нововведенных личных опознавательных карточек. Довольно часто только в Риме их оказывалось более трехсот человек. Специальная сеть из 680 агентов вела постоянное наблюдение за таксистами, сторожами и официантами. Организация, известная под названием ОВРА (выявление и ликвидация антифашистов), вела прослушивание телефонных разговоров, регистрировала всех, получавших почту из-за границы, следила за появлением надписей в общественных туалетах.

Все антиправительственные партии и издательства прекратили свою деятельность. Вскоре и судебная система была заменена специальными трибуналами, возглавляемыми военными судьями, которые отказывали обвиняемым в праве на защиту.

Тысяч десять человек, предвидевших такое развитие событий, в том числе и бывшие союзники Муссолини – такие, как Ненни, бежали за рубеж – во Францию, Соединенные Штаты и Англию. Те же, кому это не удалось, рано или поздно попадали в поле зрения ОВРА и высылались на жительство в бесплодные и пустынные районы Понцианских и Липарских островов.

Как ни странно, но именно у Итало Бальбо появились сомнения в окончательном исходе дел. Феррарский босс отметил, что после своего выступления о введении диктатуры Муссолини сломался, страдал рвотой и пролежал сорок дней в постели с открывшейся язвой.

– Мы принудили его стать диктатором, – сделал заключение Бальбо, – но Муссолини оказался сделанным не из того теста.

Для зарубежных же репортеров Муссолини являлся законченным тираном, о чем они говорили ему прямо в лицо. В Локарно, еще за месяц до первого покушения на него, двести журналистов, освещавших работу пятисторонней комиссии по решению пограничных споров, дружно пробойкотировали пресс-конференцию, которую собирался провести Муссолини.

– Если они будут протестовать, то у меня готова корзинка для макулатуры, – заявил он, узнав об их решении.