- В таком случае, спешу откланяться, - изобразив весьма неуклюжий поклон, объявил магиструс Ланц.

Мы по всем канонам принятого тут этикета торопливо распрощались, отчасти озадаченные, но всё же вполне довольные друг другом.

***

Весьма скоро в дверь спальни снова постучали.

Я как раз закончила обходить свои владения, придя к выводу, что прежнюю Ирис тут, похоже, совсем не баловали. Все комнаты, отданные ей для проживания, а было их тут пять - сама спальня, гардеробная, ванная и туалет, а также небольшой угловой балкон с красивым витражным окном во всю стену- выглядели весьма аскетично.

И хотя мебель отличалась добротностью и стилем, её было слишком мало, дабы создать хотя бы намек на уют. Стены казались подозрительно пустыми. Обои - невзрачными. Отливающий глянцем темный мраморный пол поглощал свет и источал холод. Лежащая у кровати тонкая полоска нежно-голубого ковра смотрелась откровенно инородно, словно какая-то добрая душа сжалилась и добыла для пленницы этого неласкового дома сей незамысловатый предмет домашнего комфорта.

Собственно, в своих фантазиях я оказалась совсем не далека от истины.

- Кто там? - по старой земной привычке отозвалась я на стук.

- Это я, шиари, ваша эйяра Кайя.

«Шиари» - драконица-невеста, вступившая в венчальный год.

Эйяра - личная горничная, камеристка мидары. Проще говоря, местной аристократки. Уже даже не напрягаясь, я перевела всю эту тарабарщину на понятный для себя язык. При этом в ответ на прозвучавшее имя Кайи в груди разлилось приятное тепло. Словно горничная что-то значила для прежней хозяйки этого тела.

- Входи, - разрешила я, с любопытством ожидая знакомства с новым для меня лицом.

В комнату легкой походкой, несмотря на заставленный всевозможными яствами поднос в руках, впорхнула девушка лет двадцати. Внешне она была совсем не красива, но это совершенно не мешало ей источать мегатонны поистине неотразимого обаяния.

Уже после первых фраз, которыми мы с ней обменялись, я напрочь перестала замечать и её крупный нос с горбинкой, и слишком узкие губы, и по-деревенски круглое лицо с пухлыми румяными щеками, и даже ужасные густые брови, явно нуждающиеся в срочной коррекции. Остались только свет, который источала её личность, задорный блеск в умных карих глазах да заразительная улыбка.

- Вот, госпожа, - по-свойски сказала мне Кайя, ловко расставляя на кофейном столике тарелки со снедью. - Вас совсем тут заморили. Зря вы позволяете к себе такое отношение. Ну хоть в этот раз не упрямьтесь, покушайте как следует. Вон какая бледненькая. Ручки как тростиночки. Разве ж это дело? Вот какой должны быть женская рука! - Она отступила на шаг и выставила вперед свою не лишенную изящества, но всё же весьма крепкую, приученную к тяжелому труду конечность, а затем показательно сжала ладонь в кулак и грозно им потрясла. - Чтобы все ненавистники знали, чем вы их угостите, случись что…

Не удержавшись, я прыснула. Своим выступлением Каяй так напомнила мне бабулю, что от затопивших сердце эмоций хотелось и смеяться, и плакать. Я промокнула уголки глаз тканевой салфеткой и тяжело вздохнула. Нет у меня больше бабушки. И мамы нет. Зато есть непутевые почти-мужья и, похоже, одна бойкая союзница. Неравноценная замена, но всё же лучше, чем ничего.

Сокрушаться о внезапно утраченном было слишком больно, поэтому я заставила себя сосредоточиться на насущном. А именно взяла ложку и, зачерпнув похожую на крем-суп субстанцию, положила её в рот. Вот так я и поняла, что, оказывается, ужасно голодна. На самом деле мой голод был такой силы, что я впала в самую настоящую, как сказали бы психиатры, компульсию, на время практически перестав себя помнить и контролировать.