За спиной тут же послышались шаги. Драконы подозрительно не рвались взять на себя первенство, позволяя мне возглавлять наше странное шествие. Метров двадцать я преодолела без каких-либо затруднений, а вот дальше…

Сначала стих ветер. Он и без того был несильным и лишь изредка тревожил прическу, лаская приятными теплыми прикосновениями плечи и обнаженную спину. Так что поначалу я даже не сразу заметила, как плато у Арки объяла противоестественная неподвижность.

Не колыхалось ни единой травинки.

Умолкли крики редкой сумеречной птицы, а ночные светила заслонило исполинское облако, вдруг откуда-то возникшее на совершенно ясном небе.

Стало темно и оглушающе тихо. Всё словно тонуло в невидимой вате. Даже движения Владык, по-прежнему следовавших в паре шагов за мной, теперь казались едва различимыми. А ведь прежде обитые чеканным железом каблуки их начищенных до блеска сапог звучали весьма отчетливо.

Постепенно пугающее давление неподвижного воздуха нарастало. Двигаться становилось труднее. Ноги точно налились свинцом, и очень хотелось ссутулить плечи, точно сверху на них легла тяжеленная бетонная плита.

И всё же я упорно держала спину прямой, чувствуя, как её сводит от колоссального напряжения.

Может, это и глупо, но ни при каких обстоятельствах я не хотела предстать перед своими надменными и жестокосердными мужьями жалкой и сгорбленной. Откуда-то я точно знала, что уважают драконы лишь силу. И лишь с силой способны считаться.

В конце концов, о бедняжку Ирис достаточно вытирали ноги. И хотя мне достались её тело, так же как и её прошлое и настоящее, я совсем не собиралась повторять безрадостную судьбу этой юной драконицы.

Вот только последнее было вряд ли возможно без серьезных усилий. Да и по своей прошлой жизни я хорошо знала, какую цену подчас приходится платить за право самой определять свой путь.

Как и у большинства людей, случались у меня и болезненные отношения, и горькие потери. Лишь мои родные, три удивительные, полные света и созидающей энергии женщины - мама, бабушка и прабабушка - всегда были теми, на кого я могла опереться. Своей ласковой и неусыпной заботой они научили меня, что истинную, ничем не сокрушимую силу питает не злоба и не жестокость, не жажда власти и не физическая мощь. Её питает любовь.

Даже сейчас, став по сути другим существом, навсегда запертым в чужом и чуждом мире, я чувствовала эту мощь. Наполнялась ею и оттого лишь ещё яростнее была готова служить тем идеалам, которые, должно быть, впитала с молоком матери.

Поэтому хрен вам, муженьки, а не моя согнутая спина! Женщины семьи Степняковых всегда ходили с гордо поднятой головой.

Налетел ветер.

Сначала терпимо-сильный, он стремительно перерождался, превращаясь в настоящий буран с градом. Буран извергался острыми льдинками, и те с маниакальным азартом хлестали меня по обнаженным частям тела. Я вынужденно заслоняла лицо руками, справедливо опасаясь ослепнуть.

Но хуже ветра и льда был холод. Он сковывал меня, подобно обручу из раскаленного металла, заставляя то и дело цепенеть от ужаса и боли.

И всё же я продолжала двигаться вперед. Медленно, шаг за шагом, иногда вскрикивая, когда очередная льдинка особенно глубоко впивалась в мою белую кожу, порой раня её до крови. Под таким напором в общем-то совсем не долгий путь до Фаттумуса стал длинным, точно сама вечность.

В какой-то момент я не сдержала любопытства и обернулась, по-детски желая убедиться, что не одной мне приходится туго. Вот только моим почти-мужьям не доставалось и сотой доли того, с чем из последних сил сражалась я. Казалось, их укрывает от невзгод почти непроницаемый стеклянный купол. Сквозь него едва засвистывал ветер, и лишь редкие, уже и вполовину не такие агрессивные градины, быстро тая, падали к мужским ногам.