Закрыв лицо руками, она зарыдала.

Павел перестал улыбаться, его вытянутое лицо приняло жесткое, почти хищное выражение.

Пора заканчивать этот идиотский цирк.

– …ты думал, что я усну, да? – сквозь слезы выдавила Веста. – Но не рассчитал дозу. Правда? Мне ведь требуется больше, чем обычному человеку. Я большая. Я жирная. Как ты там говорил? Бегемотиха? Корова? Бочка с навозом?

С ее пухлых губ сорвался нервный смешок:

– Велик и богат русский язык. У меня жутко кружится голова и во рту отврательный привкус. Что ты мне подмешал в вино?

– Золпидем. Вероятно, я не учел твои гарабиты. И вообще. Разве сейчас это важно? – дурашливо улыбаясь, спросил Павел.

Взяв в руку пустую бутылку из-под шампанского, он двинулся к жене.

– Мне кажется, это ночной кошмар, – начала говорить Веста. – Ты…

– Веста, – ласково промурлыкал он, и когда она убрала от лица руки, он со всей силы ударил ее бутылкой. Голова женщины нелепо мотнулась в сторону, брызнула кровь.

Веста потрясенно смотрела на Павла, ошарашено трогая изувеченные губы. Донышко импровизированного орудия вышибло ей два передних зуба и раскололо пополам один нижний, кусок которого прилип к нижней губе.

– Ой, – хмыкнул Павел. – Какой я неуклюжий. Простите пожалуйста.

– Больно, – прошептала Веста, продолжая изумленно смотреть на супруга. Разбитые губы мгновенно вздулись, окрасившись кровью, которая, скапливаясь на рыхлом двойном подбородке, капала ей на грудь.

Павел ударил снова.

Веста вскрикнула, откинувшись на диван, из расплющенного носа хлынул новый поток крови. Из ран лило как из прогнившей трубы.

– Бася, – прогундосила Веста, хлюпнув розовым пузырем. – Что ты делаешь?

– Убиваю тебя, – пропыхтел Павел, вновь замахнувшись.

Однако третьего удара не последовало, так его кисть была неожиданно перехвачена крепкой рукой Весты.

– Что ты делаешь? – вымученно повторила она. – Ты сошел с ума?

– Пусти, сука! – завопил разъяренный Павел.

Толстые пальцы супруги клещами сжали его руку, и он выронил бутылку. С гулким стуком та покатилась по полу.

– Пусти!!

Свободной левой рукой он предпринял попытку ударить Весту в изувеченное лицо. Кулак попал в распухший рот, костяшки пальцев больно царапнул обломок зуба. Он растопырил пальцы, стараясь попасть ими в глаза Весты, но она внезапно подалась вперед и, разинув рот, лязгнула зубами. Павел отдернул руку, но она все равно успела ухватить его мизинец. Хрустнула тонкая кость, и руку скрутило от ослепляющей боли. Веста разжала челюсти.

– Зачем? – спросила она, все еще моргая, будто не до конца понимая дикость происходящего. – Ты зачем все это сделал?

Павел продолжал выть, тряся окровавленной рукой, одновременно пытаясь вырваться из стальной хватки супруги. Наконец Веста разжала пальцы, и тот, споткнувшись, метнулся в сторону.

– Бася, – безнадежным голосом позвала женщина. – Избини беня. Я не хотела сбелать бебе больно.

– Зато я хочу, – прохрипел Павел. Он старался не смотреть на изуродованный мизинец, который торчал под каким-то невообразимым углом, как жалкий сучок на засохшем дереве. Его лихорадочный взгляд уткнулся в холодильник.

– Принеси мне салфетки и полотенце, – попросила Веста. Казалось, даже сейчас она не до конца соображала, что происходит.

Распахнув дверцу холодильника, Павел схватил первую попавшуюся бутылку. Кажется, это был коньяк.

Наверное, хороший, скользнула у него мысль.

«Конечно, хороший, – с готовностью подтвердил внутренний голос. – Веста не держит дешевое пойло. А это «Hennessy». Веста любит своего мужа. Может, накатишь?»

– Де дадо, – прогундосила Веста, видя, как Павел приближался к ней с бутылкой в руке. – Де дадо, мне больно.