В наших миниатюрах оттенки синего цвета тоже присутствуют в изображениях сегмента неба, из которого исходят лучи, символизирующие Божественную благодать, или в котором изображены Иисус Христос, благословляющая десница Господня, ангелы и святые. Однако сегмент неба далеко не всегда писался синим цветом (илл. 27а), он мог быть также охристого (илл. 27б) или зеленого (илл. 27в) цветов. Красный же, как уже отмечалось, чаще всего являлся цветовым сигналом именно мирского начала: это знак и мирской иерархии власти, и земной радости об исцелении больного, и, наконец, просто мирских людей, пришедших в монастырь.

Поэтому и в иллюстрируемых житийных текстах красный цвет (или «киноварь», как он обозначался в иконописных подлинниках) не упоминается, ведь в них речь идет прежде всего о преподобных – иноках, отвергнувших все мирское и устремившихся к горнему. Единственное употребление агиографом слова «красный», и то в значении «красивый», нам встретилось в Житии Сергия Радонежского, который «…обретоша место красно зело…» (Троиц. сп., л. 199 об.) для основания Кержачского монастыря. Отметим, что эти слова, говорящие о красоте природы, относятся именно к земной красоте.

Цветовым сигналом, символизирующим красоту и величие горнего мира, безусловно, является цвет. Как писал о нем князь Е. Трубецкой, «…изо всех цветов один только золотой… обозначает центр Божественной жизни, а все прочие – ее окружение»[99]; в иконописи золото используется «именно там, где иконописцу нужно противопоставить друг другу два мира, оттолкнуть запредельное от здешнего»[100].

В древнерусской книжной миниатюре художники тоже использовали золото, причем главным образом при написании выходной миниатюры, которая является иконой святого и одновременно – изобразительным заглавием жития. Золотым делали фон, нимб, иногда – складки одежды. Золото присутствовало и во всех последующих миниатюрах, при этом иллюстраторы преимущественно писали золотом только нимбы (илл. 28а), купола и кресты церквей – то, что относится к миру горнему, небесному, а не земному. Весьма показательно, что мирское золото монет золотым не изображалось. Например, на миниатюрах Жития Зосимы и Савватия Соловецких золотые монеты, которые новгородец Иван приносит в ларце преподобному Савватию, либо оставляются бесцветными (Булатн. сп., л. 37), либо закрашиваются охрой (л. 21/38 – илл. 28б). Золотые монеты переданы охристым цветом и на другой миниатюре Булатниковекого списка (л. 69 об.), иллюстрирующей слова о том, что миряне «принесше яже на потребу братии».

В миниатюрах лицевого списка Жития Сергия Радонежского в составе Лицевого летописного свода А. В. Арциховский отмечал ту же особенность: «…цвет царских венцов здесь желтый. Они золотые, но золотую краску художник предназначал только для нимбов и церковных глав»[101]. То есть можно утверждать, что у миниатюристов существовала определенная традиция использовать золотую краску только для изображения тех или иных священных, сакральных объектов, указывающих на связь с горним миром, и не использовать ее при изображении золотых предметов, принадлежащих миру дольнему.

Однако этой традиции строго придерживались только миниатюристы рукописей конца XVI в. С течением времени в миниатюрах лицевых рукописей наблюдается постепенный отход от установившегося правила. Как отмечал А. А. Амосов, «…наиболее существенным моментом в художественной практике, явившимся следствием преобразований предпетровского и Петровского времени, можно считать постепенное изменение функций золота в живописи… В новом, барочном искусстве золото стало рассматриваться наряду с другими цветами…»