Подали яйца по-шотландски. Себастьян Крэббс, которого с самого утра терзал мучительный голод (деньги на еду кончились ещё вчера, поэтому ужин и завтрак ему пришлось пропустить), с грустью посмотрел на пустой стул во главе стола. Этот взгляд так же, как и болезненный вид постоянно недоедающего человека, не укрылся от внимания близнецов.

Напряжение за столом всё возрастало, и Вивиан, потеряв терпение, решительно поднялась со стула, скомкала льняную салфетку и бросила её возле пустой тарелки.

– Ну вот что, – твёрдо произнесла она, стараясь не смотреть на Симмонса. – Я пойду к дедушке Матиасу и прямо спрошу его, собирается ли он спуститься к ланчу и повидаться со своими гостями.

В голосе её звучала решимость, но не успела она договорить, как двустворчатые двери за пустующим стулом отворились, и в столовую вошёл Матиас Крэббс. Опираясь на трость, он сделал несколько шагов и замер с удивлённой улыбкой, покачивая головой, словно бы в восхищении.

Одарив каждого гостя внимательным тёплым взглядом, хозяин сел и одобрительно прищёлкнул языком.

– До чего же приятно видеть вас всех, – голос его слегка дрожал, как у старого человека, который много времени проводит в одиночестве. – Я так рад, что вы смогли меня навестить, – он ещё раз обвёл взглядом всех присутствующих, и тётушке Розмари на миг показалось, что его глаза увлажнились.

Все сбивчиво принялись благодарить старшего Крэббса за возможность вновь посетить Гриффин-холл и чудесное побережье Восточной Англии, но он жестом попросил гостей умолкнуть и, смущённо откашлявшись, продолжил:

– Долгие годы я преступно пренебрегал родственными связями. Да-да, преступно! Но в последнее время я так много думал об этом, – и он сокрушённо покачал головой. – Время – беспощадное явление. И у каждого, должно быть, наступает момент, когда становится совершенно необходимо признать свои ошибки. Признать и попытаться искупить их, пока не стало слишком поздно.

В наступившей тишине отчётливо послышалось всхлипывание растрогавшейся тётушки Розмари. Она, смяв в руках, покрытых старческими пятнами, тонкий кружевной платочек, с благововейным обожанием смотрела на брата.

Матиас Крэббс с неудовольствием покосился на неё и продолжил:

– И вот, когда я осознал, что главную ценность в этом мире представляют родные люди, родная кровь – «плоть от плоти моей, кость от костей моих», – некстати процитировал он писание, – то решил собрать всех вас под крышей моей скромной обители, дабы воздать вам всем за долгие годы нашей разлуки. Каждый из вас, получив от меня письмо с приглашением явиться…

«Вот ведь велеречивый старый осёл! – подумал в этот момент Майкл Хоггарт. – Сидит на мешке с деньгами и распинается о духовных ценностях. Интересно, речь идёт о паре сотен фунтов или о чём-либо более серьёзном?»

Оливия и Филипп, сидевшие напротив, не сговариваясь, окинули его такими проницательными взглядами, как если бы он произнёс эти слова вслух.

– …А сейчас предлагаю отдать должное мастерству миссис Гилмор, которой не так уж часто выпадает возможность проявить свои таланты в полной мере, – закончил речь старший Крэббс, и гости встретили его предложение с искренним воодушевлением.

Напряжение последних часов испарилось, все сбросили с плеч незримую тяжесть. По распоряжению Матиаса Крэббса к столу подали лёгкое вино, и в перестуке вилок и ножей слышалось что-то праздничное и настоящее, будто за столом и правда собрались родные и неравнодушные друг к другу люди. Хозяин вовлёк в общую беседу даже молчаливого Себастьяна, с подкупающей теплотой расспрашивая сына о его литературных трудах. У Грейс, захмелевшей с непривычки, он с искренним интересом выпытывал подробности первых месяцев жизни Полли, и выслушивал путаные россказни сестры, и успевал отпускать одобрительные замечания близнецам – словом, старший Крэббс с величайшим тактом старался, чтобы каждый из гостей почувствовал себя частью обширной семьи.