Но боль, похоже, быстро проходила. Хватка Лан становилась все слабее, дыхание выравнивалось, и вскоре мы уже просто лежали, обнявшись. Я вдруг подумал, что никогда еще не был так близок с женщиной. Нет, не потому что на нас не было одежды (меховая юбка не в счет), а я был внутри. И даже не потому, что девушка явно принадлежала к тому же слою общества, что и я. Просто я впервые ощутил ответственность. Лан было больно, а я переживал так, словно больно было мне. Да еще и вдруг осознал, что хочу оставить ей о себе только хорошие воспоминания.

Я приподнялся и заглянул ей в глаза. Лан мягко улыбнулась и погладила меня по щеке, постепенно превращаясь из испуганной девочки в красивую молодую женщину.

- Однажды звезда упадет и щелкнет дракона по носу, - вдруг сказала она, тронув кончик моего носа. – И тогда он проснется и увидит ее, но будет слишком поздно: звезда погаснет.

- Зато они увидятся, - сказал я и почувствовал, что мои губы растягиваются в странной улыбке, которую я не мог побороть. Улыбка все ширилась и ширилась, захватывая не только лицо, но даже уши. Лан улыбнулась вслед за мной, и мне отчего-то стало легко-легко. Как будто умылся после долгого сна.

- Я хочу от тебя малыша, - сказала она, рассматривая мои глаза.

- Если я начну двигаться, тебе, скорее всего, снова будет больно, - предупредил я.

- Пусть, - сказала она, обнимая меня за шею.

Как скажете, леди. Я вас предупреждал.

Зверь внутри меня был чрезвычайно доволен. Лан сжималась и изредка постанывала – от боли или наслаждения, не ясно, но зверю нравилось. Впервые за долгое время ему наконец-то дали то, что он хотел. И даже довесок в виде разрешения укусить жертву за плечо: не сильно, исключительно чтобы слюнки попускать, но все равно приятно.

Разрядка последовала быстро: я слишком долго дразнил свое тело. На несколько мгновений я совершенно выпал из реальности: она попросту взорвалась. Меня не волновало ничто, кроме моих ощущений. Исчез мир, исчезло мое тело – исчезло все, осталась только звенящая невесомая дымка.

Потом в опустошенном мозгу появилась одинокая мысль: «Интересно, у нее будет от меня малыш?». Эта мысль быстренько расчистила весь сладкий туман, заполнивший мою голову, и я пришел в себя, обнаружив, что пытаюсь укусить Лан за ухо, а она смеется и вырывается.

Тряхнув головой, я вышел из нее.

- Страсть, - сказала она, лениво, как разомлевшая кошка, наблюдая за мной, - Ты будешь моей Страстью.

Я улыбнулся, накинул рубашку и слез с кровати.

- Светает, - сказал я. – Мне пора.

- Над Великой Матерью не властны день или ночь, - зевая, пробормотала она, ухватила край одеяла и замоталась в него, как в кокон. Я подошел и жадно поцеловал ее на прощание.

Это было странное чувство: как будто она мне принадлежит. Или я ей, непонятно. Но именно в этот момент я осознал, что между нами определенно возникла связь, и ее нужно было срочно оборвать. Уехать поскорее, завалиться к Хель, потребовать причитающуюся мне долю ласки за те три недели, что меня не было в Крагии. Потом дожать Шаарда, чтобы он выдал замуж ту очаровательную горничную, и славно отыметь ее в какой-нибудь кладовке или в шкафу. Можно даже на столе брата, пока его нет. Да, на столе – самое то. А потом он как заявится в самый разгар, а мы…

И-эх, что-то я разошелся! А ведь даже в Крагию еще не вернулся: вот как соскучился по нашим белокожим девицам.

Замечтавшись о возвращении, я сам не заметил, как покинул спальню Лан, миновал западный сад и галерею, и уже шел по широкой поляне в восточном саду, где каждую ночь свершалось таинство единения.