Сначала — наследница Геранты. Раз я не могу разорвать её сердце, то возьмусь за её потомка. Ту самую деву, которая взяла её власть, красоту и силу.
Я крепко сжал ладонь Оливии.
— Мне больно! Вас так взволновало, что я до вас отдалась другому? — фыркнула она и улыбнулась
— Наверное, ваш любовник уже дал слово другой и не захотел его нарушать, вот и оставил вас, — промурлыкал я с последними аккордами танца и поцеловал руку спутнице, смотревшей на меня так, словно собиралась отравить медленнодействующим ядом. Наверное, она будет приятна в постели, но пока проверять это я не собирался.
Пусть сама предложит себя, а я три раза откажусь. Таковы правила игры Драконов, нашу благосклонность надобно заслужить.
Я проводил Оливию на место, был крайне учтив и предупредителен, словно почитал леди Лаветт за величающую драгоценность. Она с удовольствием включилась в игру, делая вид, что принимает мою любовь, и только.
Так продолжалось с три четверти часа, а потом, когда я уже был готов действовать на свой страх и риск, Лаветт подошёл и прошептал:
— Пришла пора быть представленным вдовствующей королеве.
3
Ниара
— Милорд Дэниел Рикон!
— Ваше величество, я слышал, что вы красивая женщина, но удивлён, как молва преуменьшает ваши достоинства!
Тот, чей спокойный величественный голос заставлял меня сжиматься от страха, был только что представлен королеве Клотильде и уже снискал её расположение.
— Откуда вы к нам? Я не помню, чтобы читала вашу фамилию в Перечне дворянских родов, —снисходительно произнесла королева, в её голосе пробудились грудные нотки.
Как мало надо порой, чтобы заслужить расположение женщины! Я понимала, что вдовствующая королева была лишена любви мужчины, но никак не могла взять в толк, почему это её так тревожило.
Отчего на дне её треснувшего сосуда-души осталась искра, готовая разгореться в пламя, и зачем тогда её величество будет душить её из чувства долга, пока не засохнет от непосильной борьбы. Не истает до срока.
— Я из рода, недавно получившего дворянство, ваша милость! Лет сто назад, может, больше
Я сидела, не смея поднять глаз, и злилась на себя за это, за своё желание бежать прочь или прогнать источник раздражения. Этого статного мужчину, говорившего с такой снисходительностью, будто он знал больше прочих. Словно мы все перед ним дети, едва вышедшие из пелёнок.
— Тогда всё становится понятным, где же вы путешествовали, что вас так долго не тянуло на родную землю?
Королева Клотильда продолжала допрос с самой благодушной, немного кокетливой улыбкой. Мне даже не было необходимости смотреть на неё, я ощущала кожей, как она трепещет, будто девица на выданье, и как этот господин с тёмными, будто ночь глазами, играет с нею, точно зная, что и когда надо говорить, и что именно скажет королева.
Отец учил меня старинной восточной игре, где резные фигуры в виде коней и королей с рыцарями на доске в клеточку воюют друг с другом, чтобы захватить власть над чужими землями. Им кажется, что эта война, где каждому отведена своя роль, затеяна самими фигурами, будь то король с королевой или их главным министром, они и не подозревают о той невидимой руке, которая двигает ими.
Так и с этим милордом Риконом. У меня оставалось стойкое впечатление, что он находится над доской. По мановению его руки мы молчим или вступаем в разговор, полагая свои мысли по-настоящему нашими.
И я так и не поняла, что раздражало больше: их воркование или моё одиночество.
— Род Лаветт — ваши друзья? — продолжала спрашивать королева и никак не хотела отпускать странного гостя, от присутствия которого мне то и дело тянуло покашлять, будто в груди поселилась горловая болезнь, именуемая ещё кровохаткой.