Погибну, если прикоснусь к её коже, возьму за руку, но я уже всё для себя решил.

Я хотел разобрать её по частям, проникнуть в душу, чтобы понять, что так тянет меня, что заставляет как мотылька лететь на огонь, который опалит крылья, оставив только безобразное тельце, силящееся взлететь снова. И место этому сожжённому кавалеру только под развалинами забытого замка.

Танец закончился, и Ниара присела в реверансе. Король проводил её на место к вдовствующей королеве, и та, поджав губы, принялась выговаривать подопечной. Ниара выслушала, склонив голову, а потом посмотрела на королеву-мать, и та резко отвернулась, подав знак слугам, чтобы поднесли прохладительного.

— Разрешите?

Я наклонился к Оливии, получив в ответ несколько мгновений холодного любопытства. Эта леди не желала принимать приглашения, наказывая меня за неучтивость ранее, но она согласится. Я видел, как она жаждет власти надо мной, но раз не может её получить через сердце, будет действовать, взывая к холодному рассудку. Мне нужна помощь, и я приму то, что падает в руки.

— Могу показать вам, что ещё не совсем покрылся пылью, — моя учтивость всегда разнилась от принятой при дворе. Я улыбался, скользя взглядом через её плечо, и чувствовал, как она трепещет от ярости.

— Докажите, но я взыскательна, милорд Рикон, — розовые губы Оливии тронула улыбка. Она издевалась надо мной, называя иным именем, желая подчеркнуть, что тот, кем я был, давно заснул вечным сном, а ныне я совсем иной.

Пусть!

Подала руку, которую я сжал чуть сильнее, но Оливия лишь побледнела, закусив губу. Раздались первые звуки торжественного танца, и я повёл спутницу в зал. Ниару, разумеется, никто не пригласил, о ней достаточно судачили и осуждали за танец во время траура, но король снял запрет на этот вечер.

Пусть посидит и посмотрит. Танец-второй, и она будет настолько рада тому, кто подойдёт пригласить на очередной вальс, что не откажет. Замешательства будет достаточно, чтобы вырвать согласие.

— Вы сегодня неучтивы, — Оливия разбила мечты и заставила обратиться к той, кого я держал в объятиях.

— А вы не девственны, моя дорогая соратница, — парировал я.

— Да как вы смеете!— прошипела змея, испуганно косясь в сторону. Когда Оливия злилась, она бледнела или покрывалась уродливыми красными пятнами, но я простил её за столь губительные для незамужней несовершенства. В её глазах показались слёзы, но они никогда не будут пролиты.

— Смею, Оливия Лаветт. Я вижу вас насквозь, — я разговаривал размеренно и учтиво, чтобы нас не услышали и не обратили внимания и одновременно должен был указать Оливии на место.

— И что с того?

Моя дама снова обрела равновесие, танцевала она неплохо, но я уже предвкушал, как поведу на паркет другую женщину. Как снова смогу прикоснуться к ней, как вдохну аромат её волос, пусть он и отличается от тонкого запаха вуали Геранты, который я жаждал весь вобрать в себя, похитить хотя бы запах, потому что без него мы никто.

Тени, куклы.

— Почему же он вас не женился?

— Я не захотела, — вспыхнула она. — С вас довольно и этого.

Я ковырял палочкой раскрывшуюся и начавшуюся кровоточить рану, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что излишне жесток. Что заслуживаю самого строго наказания, даже смерти, ведь заставляю страдать ту, кто добровольно согласилась мне помочь.

Но она потребовала слишком высокую плату: мою свободу. Пусть меня считают ящерицей, пока я буду делать вид, что покорен семейству Лаветт, а когда войду в силу и обрасту достаточным количеством сторонников, будет видно.