— Превосходно, — пробормотал король и подёрнул плечом, как делал всякий раз, когда нервничал. О его судорогах было известно всем придворным, но мы делали вид, что их не замечаем.

Бедняга-кузен, рождённый от сифилитика, унаследовал от отца нервический темперамент, а от матери склонность в каждом сказанном слове подозревать издёвку. Я помнила его тонким подростком высокого роста, он боялся заговорить со всяким, кто поднимал голову, дабы взглянуть в лицо наследника.

После мы не виделись. Кузен постоянно хворал, а его мать старалась оградить единственного сына от всякого дурного или просто любопытного взгляда. Теперь же, когда он стал королём, ему приходилось бывать на людях чаще, чем виделось в самых дурных кошмарах.

Король превратился в высокого, темноволосого мужчину, на лице которого застыло выражение испуга и неприязни. Он был бы привлекателен, если бы не верхняя губа, расщеплённая надвое.

Думаю, король страдал от косых взглядов в свою сторону, и тем сильнее ненавидел всех, кто пытался попасться ему на глаза.

— Побудьте с нами, ваше величество, — улыбалась его мать и старалась вести себя как можно естественнее, чем ещё более отталкивала короля.

— У меня много дел, — бросал он в сторону, когда положенные этикетом четверть часа истекали.

Стоило его сутулой фигуре исчезнуть за позолоченными дверьми, как по залу проносился общий вздох облегчения. Смех, музыка и радость снова возвращались к людям, и лишь королева Клотильда хмурилась чаще и становилась невыносимо-раздражительной.

Я это заметила в одно мгновение, но сторонние печали и раньше не затрагивали мою душу, а теперь и подавно. Я старалась избавиться от ощущения, что исполняю чужую волю.

Король ещё не покинул нас, но уже искал повода удалиться, будто для этого ему вообще требовался повод. Если бы могли поговорить по душам, я бы сказала: «Вы король, вы можете править так, как того пожелаете, и даже если сожжёте эту землю дотла, никто не посмеет роптать на ваше право. Не позволяйте матери править вами. Не позволяйте никому поднимать головы».

Но мы почти не разговаривали. А кокон вокруг всё закручивался и становился плотнее, вскоре мне было уже сложно дышать. Я не знала, что тому причиной, но чувствовала на себе взгляд этого странного господина, сидевшего за столом по левую руку от Оливии Лаветт и улыбающегося её жеманству.

Мне же становилось то жарко, то холодно. Вероятно, всему виной проклятый алмаз, нашёптывающий: «Имя есть всё».

Если я немедленно не предприму что-либо, то погибну. Или превращусь в ледяную статую.

— Ваше величество, — шепнула я королю, милостиво усадившему меня рядом с собой, только бы очутиться подальше от матери. — Вы по-прежнему прекрасно танцуете?

Неучтиво и глупо, но я знала Рафаэля, я единственная видела в нём того застенчивого и неуверенного в себе юношу, для которого было легче умереть, чем не оправдать возложенные на него ожидания.

— К чему вы это?

Он удивлённо поднял брови.

— Пригласите меня на танец, вам никто не посмеет перечить, — прошептала я и посмотрела королю в глаза. Неучтиво, рискованно, где это видано, чтобы вдова, особенно невенчанная, посмела открывать первый танец! Но я надеялась не только на удачу!

А на то, что своенравная магия, поселившаяся в моей крови с рождения, придёт на помощь. И, как ни странно, это произошло.

Я почуяла источник другой силы и потянулась к ней как кролик за удавом. Та магия была настолько мощной по сравнению со всем, с чем я соприкасалась ранее, что я испытала непреодолимое желание немедленно отпустить свою силу на волю и позволить ей взять над собой контроль.