И вот в один из дней в сокровищнице я услышала тихий зов. Он шёл из дальнего угла, похожий на шёпот, повторялось лишь одно слово: «Nomen est omen». Забытое наречие южного края. «Имя есть всё». Я не знала его, но услышала так, будто говорили на родном языке.

Не колеблясь ни секунды, отправилась на зов, бросив работу. Страха не было, лишь любопытство и желание поближе разглядеть того, кто имел собственный голос. Обычные золотые монеты или драгоценности не могли говорить, почти никто не мог, лишь прославленные камни, имеющие кровавую историю, магию, влитую в них кем-то значимым для благой или не очень цели.

В дальнем углу на полке, среди расколотых безделушек, стоящих не столь много, чтобы их чинить, и мирно ждущих очереди, я нашла одну деревянную шкатулку с ничем не примечательным орнаментом. Крышка легко отщёлкнулась при нажатии на цветок, венчающий её. Внутри я обнаружила лишь россыпь мелких гранатов на чёрной подложке, но зов шёл именно отсюда, я не сомневалась.

— Что вы там делаете? — тихо спросила меня со спины одна из послушниц. Как только эти дамы умудрялись двигаться неслышно по мраморному полу, который пел под ногами, когда его касались даже узкие ступни в тряпичных туфельках на завязках в области щиколоток!

— Я услышала что-то. Должно быть, упало.

— Отдайте, — девица с невзрачной внешностью «серой мышки» и такого же цвета глазами, протянула тонкую руку. Я подчинилась, здесь так было принято. В конце концов, может, мне всё это привиделось.

Но как только она снова отщёлкнула крышку, то вскрикнула и принялась звать остальных, работающих в огромном зале рядом с нами.

— Смотрите, какой он радужный, — продолжала настоятельница, откинув крышку совсем другой шкатулки, значительно богаче, чем та, в которой я обнаружила камень. На чёрной бархатной подложке лежал чистейший шестигранный бриллиант размером с перепелиное яйцо. «Nomen est omen» — имя говорит само за себя.

Когда камень поймал свет от лампы, то засиял, будто внутри была заточена радуга.

— Хотите знать, что случилось в прошлый раз, когда его нашли? Он любит прятаться. Я помню эту девушку, она была чуть старше вас…

Я выслушала историю бедолаги, которая внезапно исчезла из своей постели в ночь Лунного Царства. В полнолуние то есть. Двуликий послал крылатого демона, и тот забрал деву за её прегрешения.

«Или она сбежала», — подумала я, не придав этой болтовне должного значения.

— Я переведу вас в третий зал, раз у вас так хорошо получается, но помните: и следить за вами будут ещё строже.

3

Обед проходил в большой столовой, по стенам которой развешаны портреты семейства Лаветт, а за высокой спинкой кресла главы семейства был изображён парадный портрет молодого короля в полный рост.

Я подошёл ближе и, заложив руки за спину, принялся внимательно рассматривать его.

— Разрешите представить, его величество, Рафаэль Третий. Уже в девятнадцать лет полноправный правитель Сангратоса, — Лаветт, имя которого я так и не узнал, принялся говорить о каком-то Совете, ограничивающем власть монарха, а я вглядывался в черты короля и почти не находил в нём сходства с тем мальчиком, которого помнил и у которого слыл наставником.

Да и звали его, как и отца.

— А Аэлис Третий?

— О, это давняя история. Прожил двадцать два года и скончался от той же болезни, что вскоре доконает и меня.

— Я не верю вам, — холодно ответил я, обернувшись и посмотрев прямо в глаза человека, стоявшего за моей спиной. Некоторое время мы мерились взглядами, в глубине его когда-то синих, а теперь почти бесцветных, как у рыбы, глаз что-то дрогнуло, и он отступил.