– Рома?  – сбился с шага Гедеон, и остальным тоже пришлось остановиться. – Вы назвали девочку РОМА?

– Почему нет? – моргнул непонимающе настоятель. – Очень удобное и красивое имя… И не надо задумываться, как склонять.

– А что вы имели в виду, когда сказали, что Рому будет сложно скрывать? – напомнил о более важном в разговоре Мэрик. – Она сильно выделяется… женственностью? – предположил первое очевидное, и немного сумбурным жестом показал округлости в области бёдер.

– Не совсем, хотя это тоже не за горами, – настоятель кивнул, предлагая продолжить ход,– всё же Роме уже тринадцать, и формы скоро начнут выделяться и физиологию никто не отменял. Я о другом. Она – особенная… – Хорн Дель Ирв даже понизил голос, не желая, чтобы ненароком лишние уши услышали об этом.

Гедеон и Мэрик обменялись напряжёнными взглядами, что не ускользнуло от настоятеля:

– Но, думаю, вы и об этом знаете, – ни взглядом не упрекнул никого из мужчин.

– Понятия не имеем, о чём вы, – пробурчал Гедеон. – Но, в свою очередь, надеюсь, вы об этом никому? – так, уточнить на всякий стоило.

– Если Рома жива, и всё ещё здесь, как мне кажется, это главное доказательство, что её тайна ещё не раскрыта, – разложил по полочкам настоятель. – Только сдерживать пробуждающуюся силу Роме будет всё сложней.

– РОМА, – привыкая к имени, пробурчал под нос Гедеон, словно пробовал его на вкус.

– Рома, – кивнул Верховный, удивив мягкостью звучания. – Думаю, вы согласитесь, что такое имя ей подходит, как нельзя кстати, – почему-то сожалеюще добавил настоятель. – И вот это уже, скорее всего, моя вина.

Мэрик и Гедеон вновь обменялись непонимающими взглядами.

– У них сейчас должно быть свободное время. Многие ребята играют во дворе. Но есть и другие – они читают, рисуют, занимаются творчеством, искусством…

– У Ромы, наверное, тяга к прекрасному, как у её матери, – предположил Гедеон, вспоминая нежную и хрупкую Катарину, которая, вероятно, ничего тяжелее иголки в руках не держала.

– Я бы не назвал то, к чему у неё тяга – прекрасным… – прозвучало недобро интригующе, а настоятель почему-то помрачнел, будучи вынуждено заткнутым. На улице раздавались бойкие крики ребят. Подначивающие и провокационные:

– Давай, надери ему зад! Бей! Чё как девка! Да! Добивай… – разноголосье сопровождалось рычанием и ухами. – Мочи гада! Вот так! – кровожадно скандировала толпа.

С лица верховного сошла краска, он, как и Мэрик с Гедеоном, аж прилип к балкону второго этажа, хотя уже почти дошли до лестнице, по которой можно было спустить.

Во дворе, на площадке внутри живого круга из ребят, полным ходом бушевала драка. Не жалея друг друга, словно на хорохорившиеся воробьи, толкались два паренька не старше пятнадцати лет. Они отчаянно махали руками, стараясь побольнее попасть по противнику, но не чурались и царапаться, и тягаться за одежду. Как бы это не казалось нелепым, оба выглядели изрядно потрепанными: в царапинах, в ссадинах, грязные, чумазые, взъерошенные, в порванной одежде.

У одного, более тощего, мальца была разбита губа и тонкой струйкой текла кровь, у другого –  уже заплывал глаз.

– Опять двадцать пять, – в сердцах простонал настоятель. – А вот и Рома!

Гедеон и Мэрик с бОльшим недоумением уставились на толпу, пытаясь понять о ком речь. И в тот самый момент, когда более крупный рыжеватый парнишка с затекшим глазом, пошёл массой на щуплого, долговязого и темноволосого, – схватил за грудки и удачно провёл приём, заваливая подсечкой соперника на землю, – случилось что-то малопонятное. По всем законам физики и гравитации, худосочный парнишка должен был рухнуть на землю, но вместо этого выскользнул из рук рыжеволосого, словно был не из плоти и крови, а самим воздухом, даже слегка потеряв очертания. Соперник, естественно, не ощутив опоры, как был, ухнул прямо лицом в грязь, а темноволосый, уже в следующий миг оказался на нём, вдавив того в землю, ещё и руку ему заломив до такого хруста, что он прозвучал поверх голосов ребят.