До той поры меня не интересовали другие девушки.

Слишком желанна та, что неуловимым облачком приходила в мои сны. Зачем размениваться на сиюминутные отношения? Я знал: где-то ждёт меня моя единственная и на меньшее был не согласен.

Всё в жизни виделось ясно и просто до поездки на Светлое озеро, одним росчерком подарившей и отнявшей у меня любимую.

Та, о которой я мечтал наяву, повстречалась мне во сне, что вывернул наизнанку душу, вместо светлой радости подарив полное опустошение.

Разве смогу я полюбить кого-то так же чисто, как Акатараму? Моё сердце твердило, что нет.

Сын, которого я так ждал, не родится. Дальнейшая жизнь казалась бессмысленной.

Как я не пытался объяснить самому себе, что это всего лишь сон, сердце обливалось кровью и не желало верить. Любовь из далёкого прошлого терзала меня в настоящем и грозила лишить будущего.

***

Ещё хуже обстояли дела с Серёгой.

Прежде я сильно переживал за брата и всячески старался ему помочь. Да, порой Серёга вёл себя некрасиво, считая, что весь мир должен страдать вместе с ним. Но я предпочитал закрывать на это глаза, ведь оно не от хорошей жизни, и искать то, что сможет его растормошить.

Теперь глухая ненависть к сыну старосты из сна крепко переплелась в моём подсознании с образом собственного брата. Головой я понимал, Серёга – не Кедрусь, он не сделал ничего плохого ни мне, ни Акатараме. Но кулаки сжимались сами собой при каждом взгляде в его сторону.

Это было сильнее меня; устав от внутренней борьбы, я старался избегать встреч с братом, живя с ним в одном доме. Но он и сам старался не попадаться мне на глаза, понимая, что я не хочу его видеть.

Серёга был единственной живой душой, которой я мог бы рассказать о происходящем в моём сердце. И он был последним, с кем бы я желал поделиться этим.

***

Дни проходили как в тумане.

Всё, что интересовало меня прежде, утратило смысл, а новый найти не получалось.

Я замкнулся в себе, потеряв счёт времени. Периоды глухой тоски, в которые хотелось лечь и не проснуться, сменялись обжигающей яростью, когда хотелось разрушить весь мир.

Тогда я хватал велосипед и гнал за город, осознавая, что могу быть опасен для людей, особенно – для брата.

Прежде природа наполняла меня радостью и силой, я надеялся, что она сможет помочь и теперь.

В лесу ненадолго становилось легче, словно тихий шёпот деревьев успокаивал мою боль. А после всплывали образы живых существ, которыми изобиловал лес из прошлого. Я пытался увидеть их в настоящем и не мог.

Будто жизнь, идущая параллельно с нашей, была мне доступна только рядом с Акатарамой.

И меня снова накрывало глухой тоской.

Помятый и опустошённый, я возвращался домой и забывался тяжёлым сном, в котором мне снова являлась она!

Я звал её, срывая голос, умолял остаться со мною, но Акатарама таяла лёгкой дымкой, тепло и немного грустно улыбаясь мне напоследок.

Я вскакивал с кровати в ледяном поту. За крепко запертой дверью комнаты что-то говорила мама. Я знал, что отец тоже там. Чувствовал его молчаливую поддержку.

А ещё я ощущал, что там Серёга, и меня накрывало по-новому.

***

Я не заметил, как пришла осень, а с ней – новый опыт студенческой жизни.

Экзамены на физмат я сдал ещё до поездки на Светлое озеро и стал студентом престижного московского ВУЗа.

Отец очень гордился мной. Но сейчас учёба была мне безразлична.

Я просиживал пары, тупо смотря в окно, ненадолго отвлекаясь при звуках мелодичного женского голоса. С сумасшедшей надеждой оглядывался, гонялся в коридорах за светловолосыми девушками, но моей Акатарамы среди них не было.