Пришли. Квартирка располагалась на втором этаже и состояла из прихожей, крохотной кухни с печью и двух небольших комнат.

– По местным масштабам, – улыбнулся Петр Петрович, – апартаменты просто-таки купеческие. Тем более – для одного. Вы ведь, насколько мне известно, также проживаете в одиночестве? Не обзавелись крепкой советской семьей?

– Не обзавелся, – сказал Сальников.

– Вот это правильно! – одобрил Петр Петрович. – Семья в нашем деле – помеха. Как-никак, лишние уши и глаза. А если к тому же попадется идеологически подкованная особа – пиши пропало! Мигом донесет! Так что – и не женитесь. Жениться будем после победы. Нашей победы! – многозначительно подчеркнул Петр Петрович. – Да вы располагайтесь. Сейчас заварю чай. Не настоящий, конечно, а из каких-то здешних трав, но что поделать? Мне, знаете ли, приходилось пить и не такое. Например, пальмовую водку. Не пробовали? И не пробуйте даже, если представится случай. Жуткая дрянь, как по моему вкусу.

Петр Петрович захлопотал на кухне и вскоре принес на подносе чайник, две чашки и сложенные горкой баранки.

– Баранки положены мне как специалисту, – иронично произнес он. – Впрочем, ведь и вы также специалист. Так что – прошу.

Какое-то время они молча пили чай, а затем Петр Петрович сказал:

– Так вот, о деле. Дело, значит, предстоит такое… Впрочем, о подробностях дела – потом. А пока скажу о той награде, которая вас ожидает после того, как вы успешно справитесь с делом. Так сказать, о немецких пирогах и пряниках. Немцы – народ пунктуальный, а потому коль обещали, то, стало быть, и сделают. Можете не сомневаться. Так вот. После завершения операции вас переправят в Европу – в одну из нейтральных стран. Новые документы, приличное жилье, деньги – все это само собой. Мне поручено, чтобы я это вам сказал – вот я и говорю.

– Ну да, в Европу… – недоверчиво ухмыльнулся Сальников. – Где Мариинск, а где Европа.

– Не так и далеко, как вам представляется, – возразил Петр Петрович. – Уж я-то знаю. Но сначала, разумеется, должно быть дело. Европу, как вы понимаете, нужно заслужить.

– А если немцы не победят? – спросил Сальников. – Нам говорят, что в войне произошел перелом, и теперь мы… – он запнулся, – теперь немцы будут отступать до самого Берлина.

– Советская пропаганда, безусловно, может говорить что угодно, – сказал Петр Петрович. – На то она и пропаганда. Я же вам говорю правду. Уж я-то владею доподлинной информацией, можете не сомневаться. Вы говорите – перелом в войне? А я вам говорю – настоящая война только начинается! И завершится она победой немецкого оружия. Притом очень скоро. А если мы с вами, – Петр Петрович усмехнулся, – ей подсобим, так и еще быстрее.

Петр Петрович помолчал, испытующе глядя на Сальникова, а затем продолжил:

– Что касается лично вас, то вам необходимо учитывать еще один момент. О, это очень важный момент! Буквально-таки – вопрос вашей жизни и смерти! Вот вы представьте: скоро закончится война и падет советская власть. И что же дальше? Как дальше сложится ваша судьба? Вы молчите? Ну, так я скажу сам. Вы погибнете! Те же ваши, так сказать, клиенты, которых вы сейчас охраняете, – они же растерзают вас на мелкие кусочки. В буквальном смысле этого слова. Восстанут и растерзают. Вы лучше моего знаете их повадки. И лучше моего знаете, какие чувства они к вам испытывают. Растерзают! И спасение для вас здесь может быть лишь одно – уехать в Европу!

После таких слов Сальников задумался всерьез. Да, действительно… Если советская власть прекратит существовать, то и жизнь Сальникова тоже закончится. Тут без вариантов. Те заключенные, которых он сейчас охраняет, его и прикончат. Они бы и сейчас его прикончили, если бы у них была такая возможность. Но возможности пока нет. Она появится, когда советская власть прикажет долго жить. Да-да, именно так и будет.