На улице она сразу сняла шляпу и косынку. Ее волосы липли к вискам, по шее текли струйки пота. Она быстрым шагом направилась к дому миссис Кранмер, где они остановились. Дурнота отступила. Но когда она решила прилечь на кровать в большой комнате, которую отдали в их распоряжение, то почувствовала боль в пояснице, и ей снова показалось, что она задыхается. Анжелика встала и подошла к окну. Она думала о своем новом материнстве, которого так долго желала.

«Почему же я так страстно этого желала?» – спрашивала себя Анжелика де Пейрак, прекрасная французская графиня, стоя у приоткрытого окна своей комнаты в доме госпожи Энн-Мэри Кранмер, в далекой Америке, в оживленном пуританском Салеме штата Массачусетс Новой Англии.

Она не была сильно взволнована, лишь чувствовала себя немного подавленной.

Она рассеянно смотрела на затянутый жемчужной дымкой горизонт, на уходящие вдаль ряды коричневых скал, которые обнажил отлив, на тысячи забытых морем на своем пути, сверкающих как зеркальца лужиц в небольших ложбинках, поросших водорослями.

Этот час идущего на убыль знойного лета был жарок, день приближался к полудню. Шум, доносящийся слева, от порта и строящихся верфей, постепенно стихал.

Но Анжелику охватила внезапная истома, она почти не видела того, что ее окружало, и она, которая обычно любила созерцать океан, видела лишь его безбрежность, пугающую своей бесконечностью.

К шоку и грусти, которые были вызваны слушанием дела об этих печальных событиях, примешивались личные заботы, выбившие ее из состояния блаженства и радости, в котором она постоянно пребывала и даже несколько привыкла за последний год. Она отдавала себе отчет в том, что ее хрупкому счастью уже почти грозит определенная опасность и что виновата в этом лишь она одна, ведь именно она приняла то решение несколько месяцев назад. Она чувствовала, что должна разобраться в том, что толкнуло ее на подобную авантюру, которая, увы, и сегодня Анжелика в этом убедилась, была полным сумасшествием!

«Почему же я так страстно этого желала?»

Может быть, она снова попалась на собственную удочку? Снова поддалась своей натуре, которая толкала ее впиваться в жизнь, как в сочный фрукт, не думая о завтрашнем дне?

«Сумасшедшая Анжелика», – подливала она масла в огонь.

Не было ли это лишь капризом с ее стороны?

Ведь все шло так хорошо. Все же вокруг них было так совершенно и прочно!

Зачем же было дразнить свое безоблачное счастье, свой успех, который становился все больше, зачем было это делать сейчас, когда она чувствовала себя прекрасно, перестала бояться за близких ей людей и могла без оглядки радоваться жизни?

Разве судьба не дала ей все ответы и все награды, та самая судьба, что долго была к ней так неблагосклонна?

Разве не преподнесла ей жизнь все то, о чем может лишь мечтать каждая женщина? Супруга, которого она обожала и который страстно любил ее, и она это знала? Двух чудесных милых сыновей, которые в пору своей юности стали сегодня украшением французского двора, где все восхищались их задором и красноречием? Ведь так писал ее старший сын в своем последнем письме, доставленном недавно морем из Европы. В Америке с ней оставалась ее малышка, Онорина, которую все обожали, за ростом которой она наблюдала с таким наслаждением, забывая о пережитой борьбе, страхах и одиночестве, хотя и укоряла себя за то, что вспоминала о них слишком часто. Все это было теперь далеко.

Ведь разве за каких-то три года не пришло к ней все, к чему она стремилась, не свершились все чудеса, которых она желала? Она выстояла бок о бок с Жоффреем де Пейраком.